- Дун сказал… о боже… он сказал, что, когда она умерла, на ней не было никакой одежды.
- Час от часу не легче, Гарри. - Я заметил, что стою с открытым ртом, и, смутившись, закрыл его.
- Не знаю, что мне делать.
- Абсолютно ничего.
- Дун спрашивал, что я делал там без брючного ремня.
Голос его дрожал.
- Невиновных не признают виновными, - возразил я.
- О, да, но вы же знаете…
- Но не на оснований таких неубедительных улик.
- Я не был в состоянии рассказать Фионе. Я имею в виду, нам всегда было хорошо вместе, но она может в конечном итоге начать сомневаться… Честно скажу: я этого не вынесу.
Мы подошли к трибунам и поднялись. Гарри молчал, погруженный в мучительные раздумья, и никак не реагировал на хриплые крики букмекеров и возбужденный ропот собравшихся зрителей. Наездники кантером проскакали к стартовым дверкам. Нолан в седле каштанового мускулистого скакуна, на котором. Фиона всю осень выезжала на охоту, выглядел, как обычно, очень профессионально. Гвоздичка, объяснила мне Мэкки, необычное животное - для Фионы эта лошадь больше подруга, чем собственность. Гвоздичка прогарцевала к старту - в этом году она впервые участвовала в забегах охотничьих лошадей весеннего сезона и, как надеялся Тремьен, должна была до июля победить три иди четыре раза.
Неожиданно к нам приблизилась коротенькая нескладная фигура! Льюис. Он сообщил, что едва успел приехать к началу скачек, и поинтересовался, были ли какие-нибудь сообщения из жокей - клуба относительно участия в них Нолана.
- Ни слова, - ответила Фиона. - Скрести пальцы, сглазишь.
- Если бы они собирались тормознуть его, - рассудительно начал он, тяжело дыша, - то наверняка сообщили бы об этом, по крайней мере, сегодня; видимо, эти гребаные задницы отвязались от него.
- Братская любовь, - съязвила Фиона.
- Он мне должен, - мрачно рявкнул он, и по этому" его рыку нетрудно было понять, какой долг он имел в виду.
Даже если раньше некоторые не хотели верить показаниям Гарри в суде над Ноланом, то теперь, подумал я, всем все стало ясно.
- И ты собираешься получить этот должок? - с явным сарказмом спросил Гарри.
- Благодаря тебе, нет, - резко ответил Льюис.
- Лжесвидетельство - это не мой профиль. Льюис улыбнулся как-то по-змеиному, казалось, изо рта вот-вот выползет жало.
- Я, - сказал он, - среди всех, пи-Пи на вас, оказался самым талантливым актером.
У Фионы теперь уже не оставалось сомнений в том, что в тот вечер Льюис был не настолько пьян и прекрасно видел, как умерла Олимпия. На чистом лице Мэкки промелькнуло выражение плохо скрытого испуга. Гарри, который и до этого все знал, отнесся к признанию Льюиса по-философски - сейчас его больше волновала угроза, нависшая над его собственной судьбой.
А что, по-вашему, я должен был сделать? - настойчиво спросил Льюис, заметив общее осуждение. - Сказать, что он оскорблял ее самыми последними словами и тряс за шею до тех пор, пока у нее глаза не вылезли из орбит?
Льюис, - воскликнула Фиона, не веря в эти подробности. - Заткнись.
Льюис окинул меня взглядом, который вряд ли можно было назвать дружелюбным, и пожелал узнать, почему я все время околачиваюсь рядом с ними. Никто не удостоил его ответом, в том числе и я.
- Старт дан, - сказала Фиона буквально за долю секунды до официального объявления по громкоговорителю и, приникнув к биноклю, казалось, забыла обо всем на свете.
- Я задал вам долбаный вопрос, - вновь бесцеремонно обратился ко мне Льюис.
- Вы сами знаете почему. - Я был поглощен скачками.
- Но Тремьена же здесь нет, - не унимался он.
- Он послал меня посмотреть Сандаун.
Гвоздичку в заезде было легко узнавать - белое пятно на каштановой морде, которое я хорошо запомнил по фотографии, четко виднелось в любом ракурсе, в каком бы месте ипподрома ни находились лошади. Сам их бег показался мне более, медленным, чем в заездах скаковых лошадей, которые мне уже довелось увидеть. Барьеры всадники преодолевали как-то чересчур обдуманно, не спеша. Однако это было не совсем так: я вспомнил предупреждение Тремьена о том, что эта трасса сложна даже для скаковых лошадей высшего класса, для охотничьих же - серьезнейшее испытание на прочность.
«Понаблюдайте, как лошади будут преодолевать семь барьеров с дальней стороны ипподрома, - напутствовал он меня перед поездкой сюда. - Если первый барьер взят удачно, то и с остальными не будет проблем. Промахнись мимо первого, допусти ошибку, потеряй контроль над лошадью - и можешь забыть о победе. Нолан - большой мастер в правильном преодолении этого первого барьера».
Я внимательно наблюдал за ходом скачек. Гвоздичка перелетела через первый барьер и через остальные шесть с дальней стороны ипподрома без особых усилий, выигрывая корпус, отделяющий ее от преследователей.
«Нет ничего лучше Ипподрома для скачек охотничьих лошадей, чтобы научить их брать барьеры, - сказал мне еще тогда Тремьен. - Беда в том, что охотничьи лошади не так резвы и не могут набирать необходимую скорость. Впрочем, Гвоздичка неплоха, из нее выйдет толк. В свое время охотничья лошадь Оксо завоевала даже приз Гранд нэшнл».