- Ваша лояльность по отношении к здешним обитателям, сэр, делает вам честь, но лично я сожалею об этом. В этом доме вы единственный мужчина, которого никак нельзя привязать к убийству девушки, и я бы с удовольствием выслушал вас, однако только при том условии, что вы будете называть вещи своими именами и зрить в корень. Вы поняли, мою мысль?
- Вполне, - ответил я, хотя был несколько удивлен.
- А вы спрашивали мистера Гудхэвена о том дне, когда он отправился на скачки один, без жены? - требовательным голосом прервал нашу беседу Тремьен.
Дун кивнул.
- Он отрицает, что в тот день произошло что-либо из ряда вон выходящее. Но в его положении это вполне естественно…
- Не желаю больше возвращаться к этой теме, - отрезал Тремьен. - Вы нагромоздили здесь целую кучу вздора.
- Личные вещи мистера Гудхэвена были найдены в непосредственной близости от убитой, - флегматично заметил Дун. - Плюс к тому она носила его фотографию - а это уже не вздор.
После этого мрачного напоминания в абсолютнейшей тишине Дун молча ретировался; Тремьен же, очень взволнованный, заявил, что намерен поехать в поместье Гудхэтвенов, чтобы как-то их успокоить.
Тремьен, видимо, еще не успел добраться до них, поскольку позвонила Фиона. Трубку снял я.
- Ди-Ди, сославшись на недомогание, уже ушла.
- Джон! - воскликнула она. - Где Тремьен? Дун держит путь к вашему дому.
- О боже. Вы не представляете, как все это ужасно! Дун считает… Он говорит…
- Дун уже посетил нас и обо всем рассказал.
- Этот инспектор подобен бульдогу, - ее голос дрожал от волнения и отчаяния. - Гарри сильный, но этот… этот огневой вал сметет и его.
- Он отчаянно боится, что вы начнете сомневаться в его невиновности, - предупредил я.
- Что? - поразилась она. - Никогда. Ни на минуту.
- Тогда убедите его в этом.
- Разумеется, - она сделала небольшую паузу. - Кто это сделал, Джон?
- Не знаю.
Но вы узнаете. Вы видите, то, чего не замечаем мы. Тремьен говорит, что вы все понимаете без объяснений, причем понимаете лучше и глубже любого другого человека. Гарри же сказал мне, что это объясняется вашими личностными качествами, в которых вам отказала его тетка, Эрика Антон, проницательность через воображение или что-то в этом роде.
Оказывается, моя персона была темой дискуссии. Странное чувство.
- Возможно, правда будет не очень приятной, - ответил я.
- Ох, - в ее крике я уловил нотки того, что она не полностью отвергает версию Дуна. - Джон… спасите нас всех.
Не дожидаясь ответа, Фиона повесила трубку. Какой реакции она ожидала на свою необычную просьбу? Я всерьез задумался, чего они от меня ждут, в качестве кого рассматривают: то ли в качестве благородного странника, способного решить все их проблемы, подобно тому как это делалось в классических вестернах, то ли в качестве обычного средненького писателя, случайно оказавшегося в их I обществе и которому можно, по крайней мере, плакать в "жилетку.
Газеты за вторник пестрели сообщениями об убийстве со ссылками на всевозможные источники. Судилище общественного мнения было в полном разгаре, причем все утверждения, претендующие на право и закон, прикрывались избитым словом «вероятно», однако основной смысл всех этих заметок сводился к одному: Гарри Гудхэвен переспал с потерпевшей, она от него забеременела, и он, будучи «хорошим семьянином», постарался избавиться от нее, поскольку, лишившись жены, ему пришлось бы расстаться с привычным образом жизни и влачить жалкое существование.
Газеты, вышедшие в среду, по мнению Гарри, были еще хуже, - сообщения, содержавшиеся в них, буквально приковывали его к позорному столбу.
Он позвонил мне вскоре после ужина.
- Вы уже читали эти треклятые комментарии в прессе?
- Читал.
- Вы не будете возражать, если я заеду за вами и мы совершим небольшое путешествие?
- Конечно, приезжайте.
- Прекрасно. Буду через десять минут.
Без особых угрызений совести я отложил работу лад биографией Тремьена. За эти две недели из четырех, предусмотренных нашим договором, я набрался достаточно опыта, чтобы бросить работу на половине страницы, особенно если для этого были достаточные основания.
Гарри приехал на БМВ, точной копии автомобиля Фионы. Я сел рядом с ним. На его лице я заметил несколько новых морщин, по напряженности шеи и пальцев нетрудно было судить о его внутреннем состоянии. Это так называемое общественное мнение, мнение черни, довело его до жуткого состояния: он похудел, светлые волосы приобрели какой-то землистый оттенок, голубые глаза поблекли.
- Я благодарен вам, Джон, - сказал он. - Проклятая жизнь.
- Хочу сказать вам одну вещь, - сделал я попытку успокоить его. - Дун уверен, что в этом деле не все ясно, иначе он вас уже давно взял бы под стражу.
Я устроился поудобней и застегнул ремень безопасности.
Он взглянул на меня, выжал педаль сцепления и газанул.
- Вы так думаете? Он постоянно ходит и ходит. Каждый день. И каждый день прибегает к новым уловкам, к каким-то неуклюжим, будь они прокляты, косвенным уликам. Он обкладывает меня флажками, как волка.