1991, Лучше не возвращаться

- А кобыле ты тоже ввел много раствора сверх нормы, но она выжила. Значит, лекарство было приготовлено правильно, - сказал я. - Сколько упаковок ты обычно можешь израсходовать?

Он поджал губы и, продолжая ходить вокруг стола, с трудом выдавил из себя еще один ответ. Скорей всего простых ответов в ветеринарии не бывает.

- При обычной операции на здоровой скаковой лошади, например, при вывихе берцовой кости, назначается примерно от трех до пяти миллилитров на каждый фунт веса лошади в час, то есть примерно четыре литра в час. Кобыла же получила все пятнадцать.

- Значит, ты используешь пятилитровые упаковки для неотложных операций при коликах и литровые для берцовых костей?

- В общем, да. - Он задумался. - Но заметь, лошадь можно убить, дав ей и слишком мало раствора, и слишком много. Сорок литров в час даже готового заводского раствора - и летальный исход обеспечен.

Возможности смерти казались безграничными.

- Ну что ж, - сказал я. - Ты полагаешь, что в растворе было слишком много калия. Но как он туда попал? И как он попал именно этим четырем лошадям?

Он был озадачен.

- Это не Скотт. Я не верю.

- В тот вечер, когда оперировали кобылу, Скотт пришел в больницу раньше тебя. Я видел, как он брал упаковки с раствором из кладовой, и сам помогал ему перенести их в аптеку. Он свалил их на полку, и для того, чтобы отнести их в операционную, достаточно было открыть стеклянную дверь.

- Да.

- Он брал пакеты в каком-то определенном порядке?

- Да. Так, как они и поступали. Сначала те, что ближе или верхние.

- Значит, если ты хочешь добавить калий, это можно было сделать прямо в кладовой, если знать, какие пакеты уйдут следующими.

Кен с облегчением вздохнул.

- Тогда это мог быть кто угодно. Но не Скотт! Поразмыслив, я понял, что любой, кто мог зайти в кладовую и выйти из нее, не вызывая подозрений, имел возможность добавить калий. Это и все партнеры, Скотт, Белинда, медсестра, которая уволилась, а также секретарши и уборщицы. В кладовой не нужны были хирургические робы и чехлы для обуви. Чистый раствор в прочных пакетах сам по себе стерилен, и этого вполне достаточно.

- Мне кажется, мы должны поговорить с детективом Рэмзи, - сказал я.

Кен скривился, но не возражал, пока я набирал номер и договаривался о встрече с полицейским в то же утро в больничном офисе. Рэмзи был похож не на полицейского, а скорее на фермера. Он терпеливо выслушал нашу теорию о смерти лошадей и о роли Скотта в этих событиях. Он пошел вместе с нами в кладовую посмотреть, как хранятся упаковки с раствором. Те, что ближе, всегда использовались раньше. Он прочел информацию, напечатанную на пластике: содержимое и производитель.

Он последовал за нами в маленькую аптечку, где упаковки складывались на полке, вошел в операционную, чтобы пронаблюдать, как их можно взять по мере необходимости, лишь приоткрыв стеклянную дверь.

Но никто даже не предположил, что Скотт случайно узнал, кто фальсифицировал препарат. Это и не нужно было произносить вслух.

Вернувшись в офис, Рэмзи задумчиво сказал:

- Лошади умерли уже давно. Последняя партия анализов сгорела еще до исследования. Пустые упаковки из-под раствора были выброшены. Вашу теорию никак не докажешь. - Он внимательно посмотрел на каждого из нас по очереди. - Что еще вы знаете, о чем вы сами не знаете?

- Загадка сфинкса, - сказал я.

- Простите?

- Звучит как загадка.

- Загадка в головоломке, спрятанной в лабиринте, - вдруг сказал он. - Полиции часто приходится так работать. - Он взял конверт со счетами. - Неплохая идея. Передайте мне остальные ответы, когда они придут.

Мы пообещали и спросили, знает ли он уже, кто убил Скотта и кто устроил поджог.

- Мы сейчас работаем с версиями, - ответил он.

Я поехал к Нэгреббу.

Кен отказался ехать со мной, но мне из чистого любопытства, и только, хотелось увидеть человека, который почти наверняка жестоко убил двух лошадей, одну - с воспалением копыта, другую - с разрывом сухожилия. И его, и Винна Лиза не заботило, что их лошади умирали в агонии. Я видел, как мучилась кобыла Винна Лиза, и не мог поверить, что лошади могут так страдать. Мне было больно и горько, когда она умерла. Я не мог доказать, что ее владелец скормил ей цыганскую иглу. Я не мог доказать, что он вколол инсулин лошади Иглвуда. Я верил, что это он, верил с таким сильным отвращением, что мне не хотелось опять оказаться рядом с ним.

Кажется, Нэгребб испытывал ко мне те же чувства.

Я представлял себе, что он огромный, как бык, и грубоватый, как Винн Лиз. Поэтому его внешность меня удивила. Он был на выгуле у себя за домом, когда, следуя неохотным инструкциям Кена, я обнаружил скрытые в лесу столбы ворот и между ними - подъездную дорожку, которая огибала дом и исчезала из виду.