1993, Миллионы Стрэттон-парка

- И вот это будущее наступило, - закончил я его мысль.

Подумав немного, я спросил:

- У кого еще есть акции? Вы случайно не прихватили с собой список?

По его лицу я понял, что список с ним, но только он не уверен, этично ли показывать его мне. Угроза потерять работу взяла верх, и, чуть поколебавшись, Роджер сунул руку во внутренний карман твидового пиджака и вынул сложенный вдвое листок бумаги. Судя по всему, совсем свежую копию.

Я развернул листок и прочитал сверхкороткий список:

Уильям Дарлингтон Стрэттон (3-й барон)

Достопочтенная миссис Марджори Биншем

Миссис Филиппа Фаулдз

Ли Моррис, эсквайр

- И это все? - растерянно поинтересовался я. Роджер кивнул.

Я знал, что Марджори - сестра старого лорда.

- А кто эта Филиппа Фаулдз? - спросил я.

- Не знаю, - признался Роджер.

- Значит, вы у нее не были? А сюда приехали?

Роджер не ответил, но в этом не было нужды. Отставные военные чувствуют себя гораздо увереннее с мужчинами, чем с женщинами.

- А кто, - спросил я, - получит акции старика?

- Этого я не знаю, - раздосадованно ответил Роджер. - Родственники молчат. Словно воды в рот набрали по поводу завещания, а оно, конечно, станет известно только после официального утверждения, что может произойти через годы, если все пойдет своим чередом. По моим представлениям, лорд Стрэттон разделил акции между ними поровну. Он по-своему был человеком справедливым. Равные доли акций означают, что ни один из них не будет иметь единоличного контроля за делом, и в этом-то вся штука, как мне кажется.

- Вы с ними лично знакомы? - поинтересовался я, и он угрюмо наклонил голову.

- Вот оно как, значит, - заключил я. - Ну что же, сожалею, но пусть сами в этом разбираются.

Из кухни быстрым шагом вышла молодая светловолосая женщина, в одной руке она держала стакан, в другой бутылочку молока с соской. Она неопределенно кивнула нам, поднялась по лестнице и скрылась в комнате, куда недавно мальчик отнес маленького ребенка. Посетители наблюдали за ней в полном молчании.

С улицы в комнату въехал на велосипеде мальчик с темно-каштановыми волосами, сделал контрольный круг по комнате, задержавшись за моей спиной, чтобы произнести: «Да, да, знаю, ты мне говорил не делать этого», - после чего, набрав скорость, направился обратно по коридору в сторону раскрытой на улицу двери. Велосипед был алым, а комбинезон мальчика - фиолетового, розового и ярко-зеленого цвета. От такого многоцветия зарябило в глазах, но это быстро прошло.

Проявляя такт, ни один из них не обмолвился ни словом о послушании или о том, что дети должны знать порядок.

Я предложил посетителям выпить, но им нечего было праздновать или отмечать, и они пробормотали что-то про дальний путь до дома. Я вышел с ними на улицу под ласковое нежаркое солнце и постарался как можно вежливее извиниться за то, что не смог их порадовать. Они сокрушенно кивали, пока я шел вместе с ними до машины.

В зелени дуба мелькнул один из троих сидевших в засаде. Между деревьями вспыхнул алый велосипед. Посетители оглянулись на длинную темную тень от моего жилища, и Роджер наконец задал вопрос, который, похоже, давно вертелся у него на языке:

- Очень интересный дом, - вежливо проговорил он. - Как вы его раскопали?

- Я построил его. Точнее, перестроил изнутри. Это строение очень старое. Памятник старины, охраняется государством. Пришлось уговаривать разрешить мне сделать окна.

Они посмотрели на темные прямоугольники стекла, органически вписывавшиеся в бревенчатые стены здания, - единственное свидетельство того, что внутри живут люди.

- У вас хороший архитектор, - заметил Роджер.

- Благодарю вас.

- Это как раз еще один вопрос, по поводу которого препираются Стрэттоны. Кое-кто из них хочет снести нынешние трибуны и построить новые, и они наняли архитектора составить проект.

Голос его дрожал от негодования. Я полюбопытствовал:

- Новые трибуны, это же прекрасно? Более удобные для зрителей? И вообще?

- Ну конечно, новые трибуны, это просто замечательно! - оживился Роджер. Раздражение полилось из него рекой. - Годами я упрашивал старика перестроить трибуны. Он вечно соглашался - да, да, когда-нибудь мы это сделаем, - но на самом деле и не думал этого делать, по крайней мере, на своем веку. Теперь же его сын Конрад, новый лорд Стрэттон, пригласил этого жуткого человека спроектировать новые трибуны, и он ходил по всему ипподрому и говорил мне, чем он намерен заняться. Послушали бы вы, какую чушь он нес. Ему раньше вообще не приходилось проектировать трибун, и он ни ухом, ни рылом не разбирается в скачках.

Его неподдельное возмущение интересовало меня намного больше, чем спор из-за акций.

- Построить не те трибуны, это все равно что пустить всех по миру, - задумчиво произнес я.

Роджер кивнул.