1994, Дикие лошади

Как обычно бывает со сценами, в которых заняты две-три сотни человек, подготовка к заезду растянулась на целую вечность. Я говорил по рации, кажется, несколько столетий, проверяя состояние каждой из дальних секций, но наконец-то к полудню все вроде бы было готово. Грумы привели лошадей из конюшни, жокеи уселись на доставшихся им по жребию коней и направились к старту.

Я решил ехать на съемочном грузовичке вместе с Монкриффом, чтобы быть поближе к месту действий - и чтобы уберечь спину, малодушно и тайно осознавал я.

Эд, вооружившись громкоговорителем, объявил всему хантингдонскому столпотворению сделать соответствующие лица и приветствовать начало скачек. Комментарий вестись не будет; нам предстоит впоследствии записать его отдельно, тем не менее, подбадривал Эд, приветствуйте победителя.

Именно он выкрикнул: «Пошли!», эхо команды отразилось от трибун, и я обнаружил сквозь биение пульса в ушах, что молю неизвестное божество о том, чтобы все прошло хорошо.

Естественно, были и ошибки. Одну из взятых напрокат камер заело, а одну из тех, что были установлены на препятствиях, лошадь ударила копытом в объектив, но заезд начался чисто, и с самого начала стало ясно, что мои экс-коллеги играют честно.

Они видели меня на грузовике, когда все занимали позицию у старта, видели, как я пристраиваюсь на краешке крыши, чтобы поймать лучший вид. Иногда они махали, я считаю, чтобы подбодрить меня, и я махал в ответ, и они действительно вкладывали душу в этот заезд на всей его протяженности.

Сперва грузовик ехал помедленнее, так, что камера была едва в шести футах от головы ведущей лошади, затем мы ускорились, чтобы дать вид издали, потом замедлились опять, меняя угол съемки.

На втором круге две лошади из числа отставших упали. Я с тревогой оглянулся, но оба жокея поднялись на ноги, а лошади без седоков добавили не запланированный заранее аспект, который в конечном итоге заставит всю сцену выглядеть настоящей.

Остальные всадники снова сбились в кучу, огибая поворот, снова растянулись, преодолев последние два препятствия и вкладывая все силы в рывок к победе. Финиш прошел даже быстрее и теснее, чем вчера, но первыми линию пересекли безошибочно Синий, Зеленый и Желтый. Когда грузовик притормозил, я услышал, что толпа на трибунах вопит так, словно и вправду каждый поставил на этот заезд последнюю рубашку. Жокеи вложили в скачку столько неподдельного, истинного куража, что у меня пересохло во рту, я не мог дышать; я был так благодарен им, что не в состоянии был выразить это, я восторгался ими почти до слез.

Как было условлено, когда они трусцой отвели усталых лошадей обратно в загон, второй оператор Монкриффа продолжил снимать их. Я не мог войти в кадр и поблагодарить их, да и никакая благодарность не смогла бы выразить моих чувств.

- Ад и пламя! - воскликнул Монкрифф, давая водителю знак подъехать поближе к усталым наездникам. - И они этим зарабатывают на жизнь?

- Через день, по нескольку раз после полудня.

- Сумасшедшие.

- Ничего подобного, - ответил я.

Мы обрядили актера-жокея в цвета Синего и сняли, как он направлялся в загон для победителей, чтобы принять поздравления от толпы горожан и от «владельца» лошади. Мы должны были отснять это сейчас, пока кони еще тяжело дышали, роняли пену и возбужденно переступали ногами после скачки. Мы сняли Нэша, потрепавшего коня-победителя по шее. Мы отсняли, как актер-жокей расседлывал коня, на мой взгляд, несколько неловко. Мы сняли, как грумы накрывали попонами и уводили четырех лошадей, а потом мы сделали перерыв на ленч.

Нэш, сопровождаемый телохранителем, подписал целую гору автографов, в основном на программках, которые мы щедро раздавали.

О'Хара, вновь возникший рядом со мной, выдохнул мне в ухо:

- Доволен?

- А ты?

- Нэш и я смотрели скачки из ложи распорядителей. Нэш говорит, что эти три жокея, пришедшие первыми, скакали не только по велению долга.

- Так оно и есть.

- Он говорит, что это придаст фантастическую остроту победе его лошади над лошадью Сиббера.

- Это и сведет с ума Сиббера.

- Последняя капля?

- Почти. Сиббер не вынесет того, что его лучшая лошадь побеждена на таких важных скачках лошадью человека, которого он ненавидит.

- Когда я читал пересмотренный сценарий, я думал, что Говард преувеличил ненависть. Я не понимал, что скачки могут вызвать такую паранойю.

- Ненависть может разъесть душу до полного уничтожения.

- Возможно. Но, чтобы показать это, тебе были нужны особенные скачки… - На миг его голос прервался. - И я полагаю, что ты их получил, - закончил он, - как всегда, своим способом.

Я слегка улыбнулся.

- Пойдем поищем чего-нибудь поесть.

- Тебя ожидает ленч в ложе распорядителей, вместе с Нэшем и со мной. Ты осознаешь, что любой может подойти к тебе сзади прямо сейчас и воткнуть нож между ребер? Ты осознаешь, что вокруг нас сейчас слоняется по меньшей мере три сотни посторонних?

Я осознавал. Я пошел с ним, и ленч прошел спокойно и весело.