1995, Дорога скорби

- Силвербоя ослепили? - спросил я. - Нет… нет… хуже… Для Рэчел это куда хуже. Она нашла его, понимаете… возле загона… - Линда всхлипнула. - Рэчел хотела спать во временном стойле… на самом деле это просто навес. Она хотела спать там, и чтобы Силвербой был привязан рядом, а я ей не разрешила. Она больна уже почти три года. Это такая страшная болезнь, и я чувствую себя такой беспомощной… - Она вытерла глаза салфеткой, вынув ее из полупустой коробки. - Рэчел говорит, что это не моя вина, но я знаю - она думает, что Силвербой остался бы жив, если бы я позволила ей спать там.

- Что с ним случилось? - спросил я нейтральным тоном.

Линда жалко кивнула головой, не в силах говорить. Она была симпатичной женщиной старше тридцати - стройная фигура, ухоженные короткие светлые волосы, образец здоровой и красивой женщины с журнальной обложки. Только тоска во взгляде и сотрясающая ее время от времени дрожь свидетельствовали о постоянном напряжении.

- Рэчел пошла туда, - наконец сказала Линда. - Хотя было очень холодно и начинался дождь… февраль… Она всегда ходила проверить, чтобы его поилка была полной, чистой и вода не замерзала… Я одела ее потеплее, закутала шарфом и надела теплую шерстяную шапку… Рэчел прибежала обратно с криком… она кричала…

Я ждал, когда Линда справится с невыносимыми воспоминаниями.

- Рэчел нашла его ногу, - решительно выпалила Линда.

Наступила тишина - как отголосок оглушающего неверия того страшного утра.

- Это было во всех газетах.

Я кивнул. Я читал - несколько месяцев назад - об ослепленных пони в Кенте. Я тогда был занят и потому невнимателен - не запомнил ни имен, ни деталей, даже не отметил, что у одного пони отсекли ногу.

- После того как вы позвонили мне, - сказал я, - я выяснил, что не только здесь, в Кенте, было совершено примерно полдюжины актов вандализма против пони и лошадей на пастбищах.

- Я читала о случае с лошадью в Ланкашире, но спрятала газету, чтобы Рэчел ее не увидела. Каждый раз, когда ей что-то напоминает о Силвербое, ей неделями снятся кошмары. Она просыпается вся в слезах. Прибегает ко мне в постель, дрожит и плачет. Пожалуйста, ну пожалуйста, выясните, зачем… найдите, кто… Она так больна… и хотя сейчас у нее ремиссия и она может жить нормально, это почти наверняка ненадолго. Врачи говорят, что ей нужна пересадка.

Я спросил:

- Рэчел знает каких-нибудь других детей, у которых пострадали пони?

Линда покачала головой.

- Полагаю, большинство из них - члены Пони-клуба, но Рэчел не очень хорошо себя чувствует, чтобы посещать его. Она любила Силвербоя - его подарил ей отец, - но все, что она могла, это сидеть в седле, когда мы водили его под уздцы. Он был милым спокойным пони, очень симпатичным - серый с дымчатой гривой. Рэчел назвала его Силвербой, Серебряный, но у него было длинное имя, записанное в родословной. Ей нужно было кого-то любить, понимаете, и она так хотела пони.

- Вы сохранили какие-нибудь газеты, которые писали о Силвербое и других пострадавших пони? Я могу взглянуть на них?

- Да, - неуверенно ответила она. -Но я не вижу, чем это может помочь. Полиции не помогло.

- Эти газеты дадут нам отправную точку, - сказал я.

- Ну тогда ладно.

Она вышла из комнаты и вскоре вернулась, неся маленький синий кейс, размеры которого как раз позволяли уместить его под сиденьем в самолете.

- Все здесь, - сказала она, протягивая мне кейс. - Включая запись телепрограммы, на которой были мы с Рэчел. Не потеряйте, ладно? Мы никогда ее не показываем, но я не хотела бы ее потерять. - Она сморгнула слезинку.

- Это был единственный проблеск в том кошмаре. Эллис Квинт приехал, чтобы встретиться с детьми, и был очень мил. Рэчел его любит. Он такой замечательный.

- Я его довольно хорошо знаю, - сказал я. - Если кто умеет утешать детей, так это он.

- Он действительно приятный человек.

Я взял синий кейс, заключающий в себе тяжесть множества маленьких трагедий, в Лондон и провел несколько часов, с негодованием читая рассказы о нанесенных пони увечьях, которые должны были просто сводить с ума обнаруживших их детей. Двадцатиминутная видеозапись показывала Эллиса Квинта во всем блеске - мягкий, сострадательный целитель невыносимых печалей, чувствительный, заботливый комментатор, побуждающий полицию отнестись к этим преступлениям серьезно, как к убийствам. Я подумал - как хорошо он умеет добиваться нужной реакции зрителей. Он обнимал Рэчел и говорил с ней без сентиментальности и до самого конца программы, когда детей уже не было на экране, не сказал ничего о том, что для Рэчел Фернс утрата пони - это еще один нестерпимый удар в ее жизни, и без того тяжелой. Для участия в программе Рэчел выбрала симпатичный светлый парик, в котором выглядела так же, как и до химиотерапии. Как завершающий драматический штрих Эллис показал на несколько секунд фотографию безволосой и хрупкой Рэчел - опустошающе горький финал.