1996_2(2)

В тот год в редакции многих советских газет и журналов приходили письма от коммунистов, в том числе от бывших фронтовиков, полные отчаяния: "Что же мы теперь скажем своим детям и внукам, комсомольцам, призывникам в армию?!". Аналогичные вопросы задавали и зарубежные коммунисты. Москва же им отвечала: "Внимательно читайте постановление ХХ съезда о культе личности"…

Однако Сталина еще не вынесли из Мавзолея, города и другие объекты, названные его именем не переименовали, памятники Сталину тоже пока не разрушали. Тем не менее, когда в Грузии в марте 1956 г. (в связи с очередной годовщиной со дня кончины Сталина) начались многотысячные демонстрации против шельмования Сталина, Кремль распорядился о беспощадном подавлении "националистических беспорядков": введенные в «мятежные» города республики (в том числе в г. Гори, где родился Сталин) бронетанковые войска «разделались» с демонстрантами. По оценкам организации "Международная амнистия" ООН и посольств Албании и Китая в СССР, погибло не менее 7ОО участников демонстраций, в тюрьмы и лагеря было водворено около 5ОО чел. Количество же искалеченных и пропавших без вести не поддается учету. То же самое повторилось в апреле-мае 1956 года.

Примечательно, что манифестанты обратились с петициями к В.М. Молотову, требуя воспрепятствовать дискредитации Сталина и возглавить руководство ЦК КПСС. Многие зарубежные советологи считают абсурдными утверждения "хрущевских сексотов", что будто бы Молотов лично инспирировал акции в Грузии в защиту Сталина и соответствующие петиции. По их мнению, апелляции к Молотову были «внедрены» специально подготовленными провокаторами с тем, чтобы, во-первых, дискредитировать Молотова как «сталиниста» и внутрипартийного «раскольника», покровительствующего "грузинским националистам". А во-вторых, — чтобы объявить всевозможные протесты против шельмования Сталина «последствиями» его же «культа», сводя эти протесты к "сталинским извращениям ленинской национальной политики" (на что хрущевская пропаганда стала делать главный акцент с 1960 года).

То есть защита Сталина кем-либо и где-либо — это проявление национализма, не более того. Недаром китайское и албанское руководство, открыто (а не посредством «закрытых» докладов…) выступившее в 1960-61 гг. против хрущевского шельмования Сталина и Молотова, было обвинено Хрущевым и его сподручными в "отъявленном национализме" и "пособничестве империалистам" (подробнее о событиях в Грузии весной 1956 г. см.: В. Пономарев, "Общественные волнения в СССР: от ХХ съезда до смерти Л.И. Брежнева", М., 1990, с.4; "Молодая гвардия", 1993, N 7, с.173; "Слова и дела хрущевских ревизионистов", Пекин-Тирана, 1964, с.89).

Так или иначе, политическая судьба Молотова, а также соучастников организованного Берией и Хрущевым убийства Сталина была решена в 1956 году.

Дискредитация Сталина имела целью не только деморализовать партию и советское общество. Раскол в мировом коммунистическом движении — тоже одна из задач ниспровергателей «сталинизма».

В этой связи представляет особенный интерес заключительная часть последней беседы Мао Цзэдуна с Хрущевым, посетившим (вместе с Булганиным) Пекин в августе 1958 года:

"…Решение ХХ съезда относительно культа Сталина вряд ли было обосновано… — начал Мао.

Хрущев отчеканил: Решение это не вызывает сомнений ни в нашей партии, ни в народе.

— Вы, естественно, вправе решать сами ваши внутренние вопросы. Но Сталин, его выдающаяся роль как вождя мирового революционного движения, в том числе китайского — такие проблемы следует решать с учетом международной взаимосвязи, а не односторонне, — продолжил Мао.

_ Сталин и сталинизм — явление, прежде всего национальное. Поэтому мы вправе выносить свое решение. И мы его вынесли, — «парировал» Хрущев.

Мао Цзэдун углублял полемику — Решение вынесли, но одностороннее по существу и самому подходу. Решали так, будто это — явление только местного значения, дело одной партии и страны…

Далее последний диалог Мао с советским руководством развивался следующим образом:

…Именно мы, — заявил Хрущев, — советские коммунисты должны были дать культу Сталина правильную оценку.

— Но не слишком ли поспешно и субъективно были принято решение об осуждении Сталина? Ведь ему принадлежит огромный вклад в коммунистическое движение во многих странах, в великое дело революции, в том числе в Китае. Разве допустимо все это отрицать или преуменьшать?

— …Вы говорите об огромном вкладе Сталина, но забываете его произвол, массовые жертвы, миллионы загубленных жизней…

— Не об этом речь. Кто во всем этом повинен — Сталин или не только он один — Вам лучше знать. Имя Сталина глубоко почитаемо во многих странах, он служил образцом убежденного революционера. Мы верили в него, в его учение, его опыт. И теперь все это перечеркивается. Мы рискуем потерять… авторитет коммунистов, потерять веру.

— Веру? А разве не было это заблуждением, обманом? Мы обязаны были обнажить ложь, раскрыть правду…