19a80551de29cd22aac68fc54f3430de

задачи наступательно, и, однако, в осеннюю кампанию в 1813 году, можно было, изучив состав французской армии, громадное большинство в коей образовывалось новобранцами, предугадать, что он перейдет на Эльбе к

стратегической обороне. Если войска только что сформированы и не имеют организованного тыла (армии Гамбеты в

1870 г., армии гражданской войны 1918 г.), то можно предусмотреть, что они окажутся пришитыми к железной дороге

и будут маневрировать только вдоль рельсовых путей. В самом начале мировой войны можно было бы предвидеть, что

англичанам удастся создать позиционную, но не маневренную армию.

Весьма важно, чтобы всю разведочную работу объединяла одна голова, освобожденная от всяких других забот.

Не следует останавливаться перед тем, чтобы выдвигать на нее наиболее талантливого сотрудника полководческого

штаба. Разгадка неприятельской стратегии может быть по силам только выдающемуся уму. Профессиональная работа

разведочных органов часто далеко отстает от уровня, требуемого для того, чтобы сделать из разведочной работы

нужные стратегические заключения и соответственным образом организовать и саму разведку.

Надо уметь решаться с наличными сведениями о противнике, которые почти никогда не будут полными и

достоверными. Стратегическая разведка даст сведения недостаточные и запоздалые. Важнейшие сведения базируются

скорее на приметах и догадках, чем на положительных данных. К розыгрышу операции приступают в темную. Совет

систематиков, что надо принимать к учету только вполне достоверные данные, вызывает у Клаузевица лишь насмешку

над непониманием сути дела. Эти достоверные данные имеются лишь в редких случаях, — и тогда оперативная работа

упрощается до крайности.

Принятие решения. Стратегическое решение заключается, по преимуществу, в постановке промежуточной

цели, которая являлась бы кратчайшим логическим звеном на пути к конечной цели и в то же время отвечала бы

средствам, имеющимся для достижения последней. Военные действия ведутся не лирикой и не декламацией или

реминисценциями, а определенными материальными средствами. Если цель не будет находиться в соответствии с

имеющимися материальными средствами, то идея, заложенная в наш замысел, обратится в "фразу" и получит

выражение в виде бесплодного размахивания кулаками, — удара же, способного столкнуть противника и привести нас

к оперативной победе, венчающей операцию, не получится. Такой "фразой" являлась, например, идея наступления

французского плана операций (№ 17) в августе 1914 года; в пограничном сражении 19 — 23 августа французская

стратегия только размахивала кулаками и подвергала свои армии величайшей опасности.

Настоящий стратег не только стоит на почве действительности, но пускает в нее корни; эта действительность

питает его фантазию; его творчество орудует только с имеющим реальное бытие материалом. Его желания и надежды

не витают в четвертом измерении, а растут из той же действительности.

Цель намечаемой операции должна быть уяснена в полной мере; неясные формулировки цели, ограничивающиеся указанием направления и допускающие несколько толкований, не должны допускаться, так как

они неизбежно вызовут в период операции шатание в решениях, со всеми отрицательными последствиями

колеблющегося, нетвердого управления.

Правильное решение может быть избрано лишь после зрелого размышления над обстановкой. Анатоль Франс

как-то заметил, что он завидует двум профессиям, свободным от мук сомнения, — священникам и солдатам. Эта точка

зрения на военное искусство, как на нечто прямолинейное, требующее лишь решимости, определенности, врожденного

темперамента, может быть, известной хитрости, но не высших проявлений рассудочных способностей человека, —

представляет старое, освященное традициями — заблуждение. В вербовочных армиях XVIII века, действительно, господствовала идеология, не допускавшая у военных никаких колебаний. Военный должен был давать быстрый ответ

на любой вопрос. Шарнгорст, перейдя на прусскую службу в начале XIX века, жаловался на то, что не может получить от

офицеров обдуманных, сознательных ответов — каждый стремился выпалить ответ как можно скорее, не углубляясь в

суть дела. Это был результат той же школы борьбы с "немогузнайством", которую у нас идеализируют в лице Суворова, и которая приводила к скалозубовским сентенциям. Гражданские лица смотрели на проявление военной мысли с

определенной снисходительностью. Вяземский, защищая произведение близкого к декабристам Орлова, утверждал, что от пера, очиненного шпагой, вообще нельзя требовать более высоких достижений. Утверждали, что всякий

глубокий теоретик (например, Клаузевиц) на практике окажется слабым, так как ему не будет хватать большого числа

данных для решения, и он будет предвидеть всевозможные отрицательные последствия любого решения.