Я воображал, что чудо - это довольно просто. Думал, что разница между нами может растаять в огромном плавильном котле любви. Я лежал с нею в постели, словно вернулся домой после долгого изгнания, в конце путешествия. Дома - намного проще, но всё - намного загадочнее и важнее, чем за границей, потому что даже самые экзотические заграничные места не могут подарить опыт, который могут дать несколько знакомых комнат. Я имею в виду детство. Это - память об опыте, который лежит в основе нашей жизни. Именно это мы вспоминаем позже, когда видим Ниагарский водопад или озеро Мичиган. Видим свет и слышим возгласы удивления, радости, надежд и страхов, запертых в нашем детстве. Вот что мы любим, вот что ищем всю жизнь. А взрослому, наверное, только любовь может напомнить тот исполненный надежд трепет ожидания...любовь, иными словами - не просто постель и всё, что постель за собой влечет, но и эти мгновения поиска, ожидания и надежды, которые толкают двух людей в объятия друг друга.
Мы с Юдит занимались в постели любовью. Мы занимались любовь страстно, с изумлением и надеждой. Наверное, мы надеялись, что то, что мир и человечество разрушили, можем восстановить мы двое глаза в глаза в этом более чистом и древнем царстве, в этой древней стране без и вне границ. В смысле - в постели. Любовь, которой предшествовало долгое ожидание - хотя, наверное, это - не романтическая любовь, в которой несколько огарков не поглотило очистительное пламя ожидания - ждет чуда от себя и от других. Мы с Юдит уже не были юны, но и не стары, просто мужчина и женщина в полном, самом базовом смысле слова. Мы достигли возраста, в котором жаждали друг от друга не просто чистого сексуального удовлетворения, не истинного счастья или облегчения, а простой торжественной истины, которую тщеславие и фальшь прежде от нас скрывали, даже когда мы были влюблены. Правда - в том, что мы - человеческие существа, мужчины и женщины, у нас - общее дело и общая ответственность на Земле, ответственность, быть может, не столь личная, как мы думаем. Мы не можем избежать обязанности быть людьми, но можем ужасно много лгать - и лжем, пытаясь выполнить эту обязанность.
В определенном возрасте людям хочется знать правду, в том числе - и в постели, всю физическую поднаготную. Больше всего мы хотим не красоты - со временем, как бы то ни было, мы перестаем замечать красоту. Мы не ждем, что партнер будет прекрасным, восхитительным, мудрым, опытным, любопытным, похотливым и отзывчивым. Так что же для нас столь важно? Правда. Иными словами, то, что столь важно в литературе и во всех человеческих делах. Эта правда - смесь спонтанности, готовности и желания удивляться чудесному дару радости, который дается неожиданно, неумышленно. Даже если мы эгоистичны и хотим только получать, это - способность дарить, дарить почти отвлеченно, бессознательно, без планов и безумных амбиций. Вот что я считаю 'постельной правдой'. Нет, дружище, никакой советской пятилетки, никакого пятилетнего плана, четырехлетнего плана, ничего подобного. У чувств, которые толкают двоих людей друг к другу, нет плана. Постель - это джунгли, дикая природа, место, полное сюрпризов, кишмя кишит неожиданностями. Та же невыносимая влажная жара, те же невероятные цветы и лианы со смертоносным ароматом, которые могут обвиться вокруг тебя. Те же сверкающие глаза хищников следят за тобой в полумраке, геральдические животные желания и одержимости, всегда готовые выпустить когти.
Полумрак джунглей, странные крики вдали - нельзя сказать точно, человек ли это кричит у колодца, когда его горло разрывает хищник, или это кричит сама природа, человеческая, животная и нечеловеческая в одно и то же время - постель включает всё это. Эта женщина знала всё, что следовало знать. Она владела тайным знанием: знала тело. Знала самоконтроль и потерю самоконтроля. Любовь для нее была не рядом случайных встреч, а постоянным возвращением к истокам, в детство: смесь возвращений домой и празднеств, темно-коричневые сумерки над полем, вкус знакомой еды, волнение и предвкушение, и подспудная уверенность: однажды больше не нужно будет бояться полета летучей мыши, останется только дорога домой. Юдит была - словно ребенок, уставший от игр, она возвращалась домой, потому что свет в окне звал ее на горячий обед и в теплую постель. Так Юдит представляла себе любовь.
Как я уже сказал, я был полон надежд.
Надеяться - значит, бояться того, чего ты жаждешь, бояться того, чему ты не доверяешь, чему на самом деле не веришь. Ты не связываешь свои надежды с тем, что у тебя уже есть: то, чем ты владеешь, просто существует, словно по умолчанию.