2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

Мой старый мудрый друг Урсула очень четко дала это понять в тот день, когда я рассказал о группе шумных и любящих посплетничать христиан, которые славно поели, а затем ушли, не убрав за собой.

— Клаус, — сказала она, — многие люди приходят в церковь, чтобы просто пообщаться. Это не приносит духовной пользы. Но, с другой стороны, тебе предоставляется возможность послужить им, скажем, помыв посуду. Они, может, ничего не привнесли доброго, но они предоставили тебе шанс сделать что-то полезное. В конце концов, нас будут судить по тому, проявили ли мы любовь и внимание к ближним, а не по количеству выученных наизусть отрывков из Писания.

Долго Господь водил меня за руку по своим владениям, давая возможность увидеть отблески Царства. Мне оставалось лишь одно: желать, чтобы это длилось вечно и чтобы Он всегда был рядом. Но в какой-то момент стало понятно: Клаусу пора учиться самостоятельно ходить. Он должен служить другим, вместо того чтобы ждать от них восхищения его замечательными способностями.

Очень болезненными были мои столкновения с «католической полицией». Я сам дал такое прозвище людям, которые следили за «чистотой веры» во время больших христианских форумов, например, в Паре-ле-Мониаль, Лизо или Арсе. Для них суть веры явно стояла на втором месте, а на первом было соблюдение ритуалов и внешние приличия. С этими приверженцами формальностей я мог общаться лишь на поверхностном уровне — более глубокий диалог казался сродни беседе с роботами.

Часто во время различных встреч эти «правильные» организаторы невероятно много суетились и проявляли мелочность. Однажды во время конференции я должен был навестить моих добрых друзей цыган: у меня завязалась дружба с одним семейством — Мадуном, Ниной и их детьми. Они меня принимали, как родного сына! Да и почти все обитатели табора знали меня лично — я не раз играл на гитаре и пел в их кибитках. И что же? Блюстители правил даже не подпустили меня к тому сектору кампуса, где жили цыгане, под странным предлогом — мол, я сам не цыган. И это при том, что днем ранее мы вместе с одним из организаторов конференции ходили к обитателям того сектора. Еще одной неприятной особенностью католических ре-коллекций казалась мне всеобщая тяга к хоровому пению. Хормейстер заставлял нас бесконечно репетировать. А во время выступления он сам солировал и пел в микрофон так громко, что хора было практически не слышно. Кроме того, начиная свое «соло», он не трудился хоть как-то предупреждать, какую песню мы будем сейчас петь. Это озадачивало и музыкантов, которые не могли вовремя вступить, и пауза затягивалась. Раз десять хористы просили его хоть как-то кооперироваться с оркестром, однако по непонятной для меня причине он так и остался глух к этим просьбам. Если мне удавалось улучить несколько мгновений, чтобы побыть одному, «шпионы-католики» тут же возникали рядом и куда-то меня зазывали, а иногда почти насильно волокли на какую-нибудь встречу. Во всем этом было больше доминирования, чем служения, больше глупости, чем любви. К счастью, я находил убежище у Бога.

— Господи, что все это значит? — спрашивал я. — Знаю, что Твой Дух Святой использует любую ситуацию, чтобы чему-то меня научить. Иисус, эти католики разрушают, вытаптывают, выкорчевывают все то, что произрастает благодаря действию Духа. Стоит ли мне здесь оставаться? Так я молился, а потом вспомнил — не говорила ли мне мать Тереза: «Без труда не вынешь рыбку из пруда»? Эти слова помогли мне пережить недовольство и отторжение. И все же я продолжал жаловаться Иисусу:

— Господи, разве Ты не видишь, как эти люди лишают нас веры и разрушают изнутри? Прикрываясь Твоим именем, они дискредитируют Тебя и отвращают от христианства.

Сердце мое разрывалось от боли, поэтому Бог сразу ответил мне:

— Да, Я это вижу.

— Тогда отправь их в ад, ведь они уничтожают все живое!

Надо от них как-то избавиться. В них причина наших страданий, все эти правила душат на корню любовь между людьми!

— Клаус, ты действительно хочешь, чтобы они оказались в аду?

— Да.

— Они и вправду причиняют Мне боль. Более того, именно они убили Меня. И все же Я их люблю.

Возразить на это было нечего. Слова Иисуса заставили меня замолчать. По спине побежали мурашки, по щекам потекли слезы. Я вдруг понял, как был жесток. Вместо того чтобы в ответ на обиду простить и продолжать любить, я мечтал уничтожить обидчика. Так мне был преподан еще один важнейший урок в жизни. Мне стало очевидно, что впереди еще долгий, очень долгий путь…

Я жаждал служения, и жажда нашла выход — я часто выступал на конференциях, концертах, больших церковных собраниях. Правда, это очень утомляло. Я сталкивался с духовными трудностями, с бытовыми проблемами, с физической немощью. Особенно тяжело мне давалось участие в дискуссиях, которые нередко разгорались после моих лекций. Люди часами задавали вопросы, и я покидал аудиторию совершенно обессиленным. Я чувствовал себя так, как будто из меня выкачали несколько литров крови.