2+2

Она встретила Пьера, подстариковатого француза, который влюбился в нее без памяти, и дальше всю ее красоту финансово спонсировал уже он, а я в тот год впервые попал за границу.

После Пьера был Франсуа, итальянец Гием, немец Карл, и каждый из них привносил в маму свои пластические изменения. И вот вершина пирамиды — нынешний норвежец Гельмут.

— Мам, у меня учеба, — опять попытался ухватиться я за зыбкую отмазку. — Честно.

— Ничего не хочу слышать. Завтра в восемь мы с Гельмутом будем ждать тебя в Райт-плаза. Мы уже заказали там столик. Так что не расстраивай меня и приходи вовремя. И да, будь добр, оденься нормально, а не в эти свои… побрякушки.

— А я могу попросить тебя о том же? — само вырвалось у меня. — Оденься, пожалуйста, в мою мать, а не в женщину-трансформер?

Слова вылетели, а я тут же пожалел о них. В трубке стояли тишина и порывистое дыхание, в котором уже угадывались нарастающие слезы. Ненавижу слезы именно из-за вот этого… Потому что мать всегда так много плакала и продолжает это делать.

— Мам, прости… — виновато протянул я. — Не подумал. Ляпнул… Я приду завтра. Обещаю.

Тишина, и лишь через какое-то время последовал ответ. И я знал, почему жду так долго: мать вытирает глаза, приводит в порядок дыхание, чтобы быть эдакой непробиваемой леди, которая всегда бодрячком.

— Спасибо, Никита, — наконец произнесла она. — Будем тебя ждать. Не опаздывай, пожалуйста.

— Хорошо.

На этом она положила трубку. А я еще долго смотрел в потолок своей комнаты, размышляя о том, каково это будет — сидеть рядом с матерью, которая пытается выглядеть будто двадцатилетняя девчонка, а выглядит перетянутой воблой…

Глава 8

/Вероника/

Мне было сложно и морально плохо в тот вечер. Но самое странное, ни первое, ни второе состояние не было связано с расстоянием между мной и Вовой. Наоборот. Меня не тяготили эти километры и эта временная передышка, что настораживало. Вова, чем дольше мы находились порознь, тем сильнее меня раздражал. Нет, я не перестала желать встречи с ним и по-прежнему мечтала об объятиях любимого… Наверное. И вот это "наверное" терзало! Весь вечер я только и могла, что сомневаться. Говорила себе: Вова не выбрал другую, поняв, что с ней выгодней; он не такой! Наверное. И он бы никогда не стал лгать о своих чувствах только потому, что раньше ему было комфортно со мной. Наверное. А еще… То, что я пролила на майку воду, и то, как смотрел на меня при этом Никита — ничего не значит! Мы просто живем под одной крышей, и меня не заботит его голодный взгляд! И снова то самое, глупое, надоедливое, с ума сводящее "наверное".

Стоило нам с Даниловым закончить первый этап совместного выполнения задания, как я сбежала, поджав хвост. И теперь крутилась на кровати, не в силах разобраться с событиями, происходящими в жизни.

Раньше любые невзгоды я преодолевала, обращаясь к спорту. Плавание, фитнес, йога, пилатес… Но, начав встречаться с Вовой, поняла, что как можно больше времени хочу посвящать ему. Мы гуляли, разговаривали, целовались, и все остальные интересы меркли, становясь неважными. И лишь теперь, оборачиваясь назад, я стала понимать, что слишком избаловала Вову вниманием. Нельзя посвящать себя всю любимому, даже если кажется, что он — центр вселенной. Иначе когда что-то в отношениях пойдет не так, можно просто остаться ни с чем. Пустой и разбитой.

Нет уж, это не про меня.

Я улыбнулась потолку и четко поняла одно: нужно возвращаться к спорту. Выплеснув негатив, точно найду выход из любой ситуации!

Так что, заведя будильник на шесть, приготовилась уснуть с самым довольным видом, когда зазвонил радиотелефон.

Трубки были в каждой комнате, и я, точно зная, кто мог звонить, не задумываясь нажала на прием вызова. Проговорить ничего не успела, ждала от Вовы первого шага. Но тут раздался тихий щелчок, и в наш разговор с, как я думала, Селивановым, вмешался Данилов.

Он нагрубил Вове, и я собиралась поставить хама на место, когда услышала женский голос…

Нужно было сразу отключиться, но я сначала растерялась, а после… Чем дальше шла беседа, тем отчетливей я понимала, что отключаться раньше Никиты нельзя, потому что тогда он понял бы, что я подслушиваю…

Мне было стыдно, уши горели от неприятия всей этой ситуации. А еще от того, что именно я слышала.

По телефону, при общении с мамой, Никита был другим. Он был серьезен, даже зол. И, в то же время, заботлив и внимателен. А я… я чувствовала себя так, словно свечку у кровати двух влюбленных держала. И увидела Данилова "обнаженным", без маски.

Это впечатлило, пожалуй, больше всех предыдущих его добрых поступков…

Теперь, повесив трубку сразу после Данилова, я не могла перестать обдумывать чужой разговор, не предназначенный для моих ушей… Значит, отец Никиты ушел к другой, а мама с отчимом путешествуют, при этом она регулярно ложится под нож, чтоб больше ее никто не бросил…