2+2

И только через минут двадцать, накрутив себя, я решила пойти и еще раз извиниться. Свою вину признавать я умела, потому спокойно двинулась к его комнате. Остановил меня лишь звонок в дверь.

Недоуменно вскинув бровь, сменила направление, тайно мечтая, чтобы это был Вова. Может же он хоть раз проявить себя романтиком? Показать Данилову, что у нас настоящие чувства, что он скучает по мне…

Только на пороге вместо любимого появилась… девушка неопределенного возраста. Высокая и красивая, с полными губами, выкрашенными в яркий красный цвет… Одетая в коротенькую мини-юбку на подтяжках, распахнутую шубу и оранжевую кофточку с огромным вырезом. Оттуда выглядывала внушительных размеров грудь.

— Вам кого? — слегка обалдело спросила я.

— Ника, — пожевывая жвачку, ответила девушка и шагнула через порог. Сапоги-чулки подчеркивали длину и стройность ее ног.

Я попятилась, разглядывая гостью. А потом рванула в комнату к Данилову и, вбежав без стука, заявила:

— Ты совсем охренел, Данилов?!! Я что, по-твоему, совсем пустое место? Или думаешь для меня привычно, что сосед по комнате вызывает на дом девочек легкого поведения?! Я такого не потерплю! Понял? Сама позвоню твоему отцу и…

— Остынь, Никс, ты чего орешь?

Он поднялся с кровати, бросив туда мобильник, и пошел ко мне.

— Что там у тебя снова такое?

— Вот! — я вышла в коридор и ткнула пальцем на девицу. — К тебе пришли, дружок!

Сложив руки на груди, я с победным ликом воззрилась на Никиту, ожидая как минимум извинений.

Тот посмотрел в указанном мной направлении и, вздохнув, сказал:

— Привет, мам.

Глава 9

/Никита Данилов/

Это эпично.

И, возможно, посчиталось бы забавным, если бы не было так грустно.

Ника стояла, залившись румянцем и очевидно не зная, куда себя деть, а мама с легким удивлением разглядывала свое отражение в большом зеркале. И, судя по выражению глаз, не понимала, что же в нем такого.

А после начался шторм! В девять баллов.

— Ты как меня назвала, малолетка? — прошипела мама, фурией надвигаясь на Нику. — Проституткой?!

— Я… перепутала. Простите, — еще больше покраснела Ника.

— Перепутала?! Да как вообще можно перепутать?! Деревня! Ни малейшего понятия о сти…

— Вот про стиль бы молчала! — не выдержал я и рявкнул: — Тихо! Сейчас соберусь и пойдем.

— Куда? — С новоприобретенной бесцеремонностью мама процокала каблуками своих ботфортов и сунула нос в мою комнату: — Миленько.

— Я вас оставлю, — пробормотала моя героическая соседка и мышью просочилась в свою комнату.

— Твой… отец, сказал, что ты живешь с каким-то Владимиром. А ты живешь вот с ней! — мрачно заметила маман. — Редкостная хамка.

— Это все потому, что у меня забрали мальчика, — мрачно пробормотал я, неприязненно глядя на родительницу.

Я быстро оказался в холле, сунул ноги в гриндерсы и, надев назло самую потасканную куртку из небольшого ассортимента, взял маму под руку, а после вытащил из квартиры.

Она молчала весь путь вниз. Особенно тягостно, почти физически ощутимо это было в лифте.

Я просто всей кожей ощущал, как меня осуждают. Нет, не так. ОСУЖДАЮТ.

Но стоило лифту выпустить нас, родительница подхватила меня под руку и грациозно пошла рядом.

— Что ты тут делаешь? — отрывисто спросил я, придерживая входную дверь и машинально подавая руку.

— Встречаюсь с сыном, — ее вытатуированные, идеальной формы брови поползли вверх, и я вновь ощутил всплеск глухого раздражения.

У мамы раньше были черные, густые, красивые брови. Соболиные.

Сначала она выщипывала их едва ли не до ниточек, а после вообще… в каком-то салоне сбрила и нарисовала заново. Или как там делается эта штука?

Ненавижу. Ненавижу все эти примочки и ухищрения.

У меня из-за них, можно сказать, юношеская травма — мне категорически не нравятся накрашенные и чересчур ухоженные девушки. Мое бурное воображение мигом представляет, как эта красотка будет выглядеть через несколько десятков лет… и все это под развеселый саундтрек Слепакова “Бабушка-трансформер”.

— Если я не ошибаюсь, ты хотела увидеться где-то на нейтральной территории и планировала притащить на наше трепетное “объединение семьи” Герберта.

— Гельмута, — в ясных глазах мамы появилась обида.

— Они меняются с такой скоростью, что можно не запоминать, — отмахнулся я.

— На этот раз все не так.

— Ну-ну.

Мы неторопливо двигались по оживленной улице, к небольшому скверу, который я недавно высмотрел на карте и планировал прогуляться туда вместе с Никс.

Следующие почти десять минут прошли в молчании. Сначала я независимо пер вперед, полный осознания собственной правоты и болезненного наслаждения этим, а после начал коситься на мать. Она нервно стискивала тонкие пальцы на моем локте и временами горестно кривила губы.

Мне дико, просто безумно захотелось остановиться и обнять ее, сказать, что все хорошо, что никакие мужики мира не стоят ее, но в этот момент я поймал взгляд какого-то негра, который подмигнул мне, а после, обшарив маму похотливым взглядом, сделал недвусмысленный жест двумя пальцами, и показал одобрительный с отставленным большим.