2+2

Меня затошнило от осознания, за кого нас приняли. Мать — за молодящуюся проститутку, а меня — за клиента.

Ну, охрененно! Еще один!

Мы дошли до сквера, сели на лавочку, и мама почти сразу заговорила:

— Прости, пожалуйста, что я без приглашения. Но я действительно очень соскучилась и очень хочу тебя увидеть, а было некоторое опасение, что на встречу ты не придешь… как обычно.

Умоляющий взгляд несколько растопил ледок в груди, но не до конца.

— Я тоже соскучился.

Возражать против второй части фразы я не стал. Зачем переть против очевидного?

— Ну вот, значит, хорошо, что я пришла.

— Я учусь, и это раз. И ты опять вырядилась, как черт-те кто — и это два!

— А мне кажется, что красиво. — Она запустила пальцы в густые, нарощенные волосы и отбросила их за спину. А я в этот момент вспоминал, как мне маленькому нравилось играть с ее волнистыми прядями цвета темного шоколада… и как потом эти волосы медленно, но верно выгорали под пагубным влиянием перекиси, а после клоками оставались в ванной. А мать рыдала ночами.

Отец ушел к молоденькой блондинке, и если с диетами было как-то проще, то превратить брюнетку в блондинку без вреда для волос не получалось. Шевелюру маман худо-бедно восстановила, но густоту теперь регулировала с помощью дополнительных прядей.

— Нет, мам, это не очень красиво. Красиво — это когда натурально.

— В тридцать лет я была натуральна — дальше некуда. Все лишние двадцать пять килограммов русской красоты — все свое, родное! И помнишь, чем это все закончилось?!

— Помню. Но это не причина так… так.

Она часто, прерывисто дышала, глядя на меня со смесью гнева и бессильной злости.

— Никит… Я ведь тут не за этим, — мама смирила эмоции. — Я хочу сказать, что в ближайшее время буду в Нью-Йорке и хотела бы наладить отношения. Чаще созваниваться, видеться, куда-то вместе ходить…

— У меня учеба, и я буду занят.

— Совершенно всегда? — Во взгляде матери плескалась такая боль, что это меня как крючком за ребра тянуло.

— А как же твоя операция?

— Она не на лицо, и я смогу через несколько дней выходить на улицу, только корректирующее белье нужно носить!

— Избавь меня от подробностей… Давай договоримся, — начал я, понимая, что иду на уступки и ей, и мне. — Я согласен. Мы будем встречаться раз в неделю. Я буду говорить где. А ты будешь одеваться так, как подобает ко времени дня, месту и мероприятию. И если мне что-то не понравится — разворачиваюсь и ухожу!

— Но Никита! Я вообще-то твоя мать, и твои попытки воспитывать смотрятся как минимум смешно!

— Или так, или никак, — отрезал я. — Не неволю.

— Хорошо… — спустя почти минутную паузу, наконец, нехотя ответила мать. — Как понимаю, никаких Гельмутов?

— Правильно понимаешь. — Я потянулся вперед, звонко и озорно поцеловал ее в щеку и, подмигнув, сказал: — До встречи, мама. И да, я тебя очень люблю.

— И я… — несколько растерянно отозвалась она, глядя, как я вызываю такси в приложении. — Что ты делаешь?

— Вызываю тебе машину. Тебя негр за проститутку принял, я не хочу, чтобы ты по сабвею сама таскалась. Как тебя только Герберт отпустил?

— Он меня подвез, — она даже не поправила, когда я в очередной раз исковеркал имя ухажера.

— Все равно дурак, — покачал головой я. — Тебе куда?

— Да я сама скажу водителю.

— Деньги есть или дать?

— Все в порядке, не переживай, сынок, — она прерывисто выдохнула и, кажется, едва не расплакалась.

Такси приехало буквально через две минуты и, посадив ее в машину, я уже через стекло сказал:

— Мам, как доедешь — напиши. Я переживаю.

И засунув руки в карманы, едва ли не насвистывая двинулся назад.

А в квартире меня ждал сюрприз!

Ароматная курица с овощами по-азиатски и полные раскаяния глаза Вероники.

— Ты голодный? — избегая смотреть на меня и потирая одну ногу о другую, спросила соседка.

— Вот принюхался и понял, что да, — кивнул я, с любопытством глядя на девушку. — А что, ты угощаешь?

— Ага, — покраснев, согласилась Никс и сбежала на кухню, уже оттуда крикнув: — Мой руки и садись за стол, я сейчас положу!

Хм… Что-то очень крупное сдохло в лесах Датского королевства!

— Надеюсь, оно не отравлено? — с наигранной опаской поинтересовался я. — Не то чтобы ты похожа на убийцу, но еще с утра мы были далеки от радушных обедов.

Взгляд Ники потупился, и она опустила его вниз.

— Просто я… — начала она, — чувствую себя виноватой. За тот разговор и что назвала твою мать…

Я остановил ее жестом. И без повторений прекрасно помнил, с кем ее спутала Ника, а потом еще и негр по дороге в парк. Была ли в этом вина моей соседки? Вряд ли. Скорее, виновато выкрученное на максимум чувство прекрасного у моей матери.

Другое дело, как сильно меня задел факт того, что Ника решила, будто я вызвал проститутку. Я что, серьезно похож на такого человека?

Это заявление как минимум задевало мое мужское самолюбие. Ведь в Германии передо мной падали штабелями, да и в родной стране ситуация была аналогична.

Что и говорить, я был избалован халявным женским вниманием, хотя и не любил им пользоваться.

Так с чего вдруг проститутки? Скорее, уж я мог получить любую, если захочу. Вот скажем… Никс.