И дело не в том, что я не люблю деликатесы, а в количестве приборов: вилок, ложек и специального ножика, которые ко всему этому прилагались.
Пока я мысленно представляла, как позорюсь, впервые в жизни неловко вскрывая раковину моллюска, Гельмут с матерью Данилова уже показали мастер-класс, и даже викингоподобная Грета…
— У меня аллергия, простите, — нашла, что соврать я, когда любопытные взгляды стали задерживаться на мне чаще.
Грета как-то излишне язвительно фыркнула.
— Аллергия на столовые приборы, как я посмотрю, — пробурчала она под нос так, что услышали все. — Есть салат десертной вилкой, разрезая ножом для рыбы…
Пока я мучительно краснела и думала, что ответить, первым среагировал Никита:
— А у кого-то выраженный недостаток хороших манер. Похоже, в детстве родители не привили!
Ноздри Греты широко раздулись, а лицо сделалось багровым, но прежде чем она ответила, вмешалась мать Никиты, спешащая уладить назревающий конфликт:
— Да какая в сущности разница, какими вилками есть? В России большинство блюд едят вообще ложкой. И ничего, все живы.
— Варварская страна, — ожил Гельмут. — Вот в Норвегии…
В следующие десять минут меня и Никиту посвящали, как же все хорошо в Норвегии по сравнению с остальным не прогрессивным миром в лице недружелюбной “Russland”. Из этого бесконечно длинного рассказа я сделала вывод, что пожилой жених матери Данилова все же не немец.
— Так к чему я все это говорил? — наконец стал закругляться он. — Моя Грета никогда не была за пределами Евросоюза, и вот она выросла и теперь хочет остаться в штатах. И я проявляю беспокойство, что такая красивая и неопытная девушка, как она, сумеет выжить самостоятельно в этой стране!
— Ну, пап… — протянула “красивая и неопытная”. — Это же США.
— Никита, — игнорируя дочь, обратился Гельмут к Данилову, — твоя мать всегда считала тебя самостоятельным и приспособленным, я бы хотел попросить тебя присмотреть за Гретой. Погулять с ней по Нью-Йорку, показать местные достопримечательности.
Никита закашлялся, причем кашлял так долго, что мне даже пришлось потянуться к нему, чтобы постучать по спине, ведь его мама сидела слишком далеко. Но я опоздала: сидящая по другую от него руку Грета успела раньше, буквально двумя ударами широкой ладони, выбивая дух из легких.
— Больше не стоит, — сдержанно произнес Данилов, поворачивая голову к Гельмуту. — Вынужден отказать. Слишком много учебы, и она занимает мое время. Впрочем, я уверен, Грета и сама справится, у нее в айфоне отличный навигатор.
— Индюк, — раздалось шипение рядом.
Я неодобрительно посмотрела на девицу. По сравнению с ней, даже Лариса казалась образцом дружелюбия.
Впрочем, наверное, если поставить себя на ее место, то Грету можно было понять. Ее отец в отношениях с женщиной, которая вскоре станет ей мачехой, а вдобавок, еще и общество сынка навязывают.
До меня неожиданно дошло, что мне напоминает происходящее — смотрины, где оба, и парень, и девушка, не желают участвовать, но родители так решили!
Впрочем, нет-нет, а периодически Грета все же бросала на Данилова любопытные взгляды, и, надо признать, я ее даже частично понимала. Мне вот он до сих пор иногда противным кажется, и в то же время засматриваюсь на черты его лица. Хорош ведь, паразит.
— Вероника, — совершенно неожиданно обратилась ко мне его мать. — А что мы все про нас да про нас? Расскажите о себе.
Я несколько растерялась.
— А что именно вы хотите узнать?
— Ну, — протянула женщина и совершенно беззаботно добавила: — раз у нас семейный ужин, расскажите о своей семье. Кто ваша мать, кто отец?
Невольно закусила губу. Не то чтобы это была моя больная тема, но я ее не любила.
— Отца не знала, мать растит меня одна, — довольно громко произнесла я, ясно давая понять, что не стыжусь этого. — Работает кассиром в магазине.
— У нее нет образования? — удивился Гельмут. — Мне казалось, кассиры в вашей стране — это очень низкоинтеллектуальная работа.
До боли укусив себя за внутреннюю сторону щеки, я сдержалась, чтобы не ответить грубо.
— Это нормальная работа, — проговорила я. — Ничем не лучше и не хуже остальных. И моя мать — достойная женщина, лучше многих других с образованием и степенями.
Все же я кипятилась, причем достаточно сильно. Пожалуй, последний раз так было еще в школе, когда похожий разговор зашел среди одноклассников, чьи родители были сплошь из уверенно стоящего на ногах среднего класса.
— А кто-то вот вообще не работает, — вырвал из мыслей голос Данилова. — По мне, любой труд достойный, а то нынче странная мода у женщин пошла: ищут денежные мешки, замуж за них выходят, а после сидят на их шее с видом королев.
Я медленно повернула голову в его сторону, округляя глаза. Совершенно очевидно, в чей адрес была произнесена шпилька, поэтому неудивительно, что ответ последовал незамедлительно:
— А кто-то неблагодарный сын, — медленно и холодно произнесла мать Никиты. — Забывает все добро, что ему было сделано. Уже не говоря о бессонных ночах, брошенной на жертвенный алтарь жизни и испорченной после родов фигуре!
Повисла тишина.