Мы искали материалы, распечатывали документы и передавали по очереди друг другу комп. Было неудобно с одним ноутом на двоих, но что поделать?
Все ярче становилась мысль о том, что надо что-то делать и покупать новый, но я не была уверена, что моих денег на это хватит.
Блин! Что ж все так паршиво складывается?
Я смахнула злые слезы бессилия и с удвоенным энтузиазмом закопалась в графики.
А утром в дверь позвонили и сонному Никите вручили какую-то продолговатую коробку. Он поблагодарил курьера, закрыл за ним и, повернувшись, крикнул:
— Никс, иди сюда!
— Зачем? — с интересом спросила я, застыв в дверном проеме гостиной.
— Радовать тебя буду. Баловать.
Он сам подошел ко мне и, сунув в руки коробку с логотипом Эпл, рухнул на диван.
А я… я едва дыша смотрела на свою ношу.
Положив на стол, я быстро вскрыла упаковку и прикусила нижнюю губу, увидев в коробке серебристый макбук.
Голос внезапно упал до шепота:
— Данилов, ты с ума сошел?
— Нет, — помотал головой Никита. — Это мой тебе подарок. Как лучшему партнеру по презентации.
— Я не могу такое принять!
— Ох, девочки, какие же вы… Ладно, Громова, уговорила! С Восьмым марта тебя!
— В смысле?! Какое, к чертям, Восьмое марта?
— То, что с Днем рождения и с Новым годом. В общем, мне по фиг, с чем именно тебя надо поздравить, но очень надо, чтобы ты прекратила страдать фигней и приняла. Считай это моей в тебя инвестицией. Со второй зарплаты вернешь.
Я была настолько шокирована, что все, на что меня хватило, это на вопрос:
— А почему не с первой?
Ну, действительно, обычно же так говорят.
— Потому что первую, мы, Громова, пропьем! И это не обсуждается. А пока давай сделаем завтрак и снова приступим к работе.
Я приняла подарок, как и условия “игры”, придуманной Даниловым. Он, казалось, точно знал, что и как нужно делать дальше, а его присутствие рядом придавало мне небывалой уверенности. И даже понимание того, что предстояло сделать проект заново, плюс справиться с сольником, больше не портило настроение, а, скорее, вдохновляло.
— Мы сможем, — говорил Никита, и я улыбалась. Потому что верила безоговорочно.
Работа кипела день и ночь, на сон мы оставляли совсем немного времени, а еду в основном заказывали.
Несколько раз я просыпалась прямо на своем соседе: мы отключались на диване гостиной, даже не поняв, когда и как это случилось. Просто ты моргаешь, а в следующий момент открываешь глаза от того, что солнце нещадно светит в лицо.
Иногда — всего три раза за эту жутко тяжелую неделю — я звонила маме и заверяла ее, что у меня все прекрасно, очень стараясь, чтобы голос был бодрым. Она задавала какие-то несущественные вопросы, желала удачи, подбадривала и говорила, как надеется на мою победу. На нашу с Селивановым победу. Передавала привет Вове.
Я скрипела зубами, и первые несколько раз просто переводила тему, а потом все же рассказала, что сделал мой бывший парень. Без красок и подробностей, объяснила лишь суть.
— Быть не может… — Она некоторое время молчала, а потом заговорила громче, с плохо сдерживаемой злостью: — Ну и бог с ним, с этим дураком! Ты так его идеализировала, а ведь я понимала, что там не все гладко. Слишком хитрые глазки у этого…
— Мам, — остановила я, улыбаясь, — очевидно, что ты сразу раскусила, какой он гад. Но давай просто не будем больше поднимать эту тему? Времени и без того мало, расскажи лучше, как ты?..
В последнюю ночь перед сдачей проектов мы с Даниловым и вовсе не спали, задремав под утро на пару часов. Будильник ворвался в мятежные картинки, сновавшие в моем воспаленном мозгу, заставив вскочить и раненым зверем забегать по гостиной.
— Данилов! Никита… Вставай!
Он кивнул, пробурчал что-то и устроился поудобнее, сползая головой с подлокотника дивана ниже.
Я хотела разбудить его немедленно, но, приблизившись и наклонившись, замерла. Под глазами Никиты залегли темные круги, между бровей появилась вертикальная полоска-морщинка, а руки крепко сжимали бумажку, случайно прихваченную им перед сном. До чего мы себя довели? В особенности он… Когда я засыпала, Никита не будил, стараясь взвалить на себя большую часть работы. Даже мой личный проект помогал делать, набрасывая идеи и поправляя скелет.
Не знаю, что со мной случилось, но в какой-то момент рука сама потянулась вперед и убрала прядь волос с высокого лба, едва-едва тронув кожу. И сердце замерло. Затем, подождав вместе со мной пару секунд, длиной в вечность, тихонько забилось снова, набираясь смелости. Мои пальцы тоже осмелели… Я, почти не касаясь его, провела по виску, к скулам, и уставилась на губы. Красивые, четко очерченные, чуть полноватые.
До боли захотелось почувствовать вновь, каковы они… Нас разделяло совсем небольшое расстояние, а Никита крепко спал и не мог пошутить над моим странным желанием. И я, прикрыв глаза, осторожно, едва дыша, поцеловала его.
Губы встретились с губами лишь на чуть-чуть, а после трусость взяла надо мной верх. Я распахнула глаза, отшатнулась, вздохнула глубоко и сбежала на кухню, чтобы сварить нам обоим крепкий-крепкий кофе.
“Господи! — думала я про себя. — Что я вытворяю?!”