2. Синее небо над синим морем

– Сейчас Вадим кофе сварит, он мастер. Я сама даже не берусь, боюсь испортить. Это не кофе, это нирвана. Попробуешь, увидишь. А потом пойдём в бункер. Ты же не против? Армен сказал, что ты не будешь против.

Я ничего не понимала. Какой ещё бункер? Но раз Армен сказал… Я готова была землю жрать, лишь бы вернуть его любовь. Хоть раз. Хотя бы на один вечер. И я кивнула.

Аромат кофе, который варил Вадим, где-то там, в дальнем уголке этой странной комнаты, ведь именно там спряталась маленькая кухонька, просто взорвал напоенный свежестью воздух. Светла помогла ему расставить то чудо, которое он привёз к нашему столику на тележке – огромные белые фарфоровые кружки, из которых дыбились шапки молочной пены, тончайшие сухарики, тоже, как и все здесь, пронизанные солнцем, мед, похожий на расплавленный янтарь, сыр, похожий на янтарь застывший и зефир.

– На сухари клади сыр, на сыр – мед. И вприкуску. Станешь фанаткой моего мужа навсегда. А зефир, кстати, я делаю сама. Из яблок, их тут в саду, навалом.

– Вот стрекоза. Тарахтит и тарахтит. Пей, Лида, у нас разговор будет странный. А кофе создаёт баланс и гармонию. Пей.

Вадим тоже присел к столу, сделал себе бутербродик, смачно куснул и запил кофе. Тоненькие молочные усики легли поверх тёмных, выцветших, и Вадим стал похож на сына Санта Клауса, отличника и активиста.

Когда я, наконец, смогла оторваться от этой амброзии, которой меня угостили, уже начало темнеть. Ребята посерьезнели, Вадим придвинулся поближе, положил ладонь мне на руку и внимательно посмотрел в глаза.

– Здесь, у нас за садом, скала. Выше горная река, она водопадом падает со скалы в долину. За водопадом есть пещера. В пещере у нас бункер. Там мы лечим инфицированных с воли. Тех, у кого нет этих бешеных сумм за отделяемое коров.

Я вздрогнула. Я уже слышала это слово, я знала, что так называют нас, тех, кого пощадила болезнь, тех, кто стал вот этой самой, высокооплачиваемой элитой. Коровы… А я то… Вот, блин…

– Ты не обижайся. Вадим это сказал в шутку, по доброму. Вы, те кто согласились быть с нами, столько людей уже спасли. А детей… ты не представляешь КАК страдают дети… Лида, те кто соглашается сцеживать отделяемое, герои. Это риск. Смертельный. Ты это понимаешь?

Светла снова теребила свою косичку, а я вертела головой от одного к другому. Я все поняла. И я поняла – что я согласна.

…

В конце сада, в небольшой беседке, закрытой со всех сторон виноградными лозами, мы надели плащи и резиновые сапоги. Я никогда не думала, что сквозь водопад можно проскочить, но, крепко уцепившись за Светлу, я зажмурила глаза и шагнула в бездну. Бездна не получилась, меня просто здорово побарабанило по башке струями и залепило лицо пеной. В темном развале скалы лишь слегка светил фонарик Вадима, и в этом свете я видела скользкие, поросшие какой-то белесой дрянью, камни, нависающие бороды мха и сонмы пробегаюших тварей – то ли ящериц, то ли хвостатых жаб. И когда появилась дверь – массивная, чёрная, с металлическим кольцом ручки, размером с тарелку, я вздохнула с облегчением. Вадим с усилием потянул этого монстра, втолкнул меня в сумрачный, сводчатый коридор и, в свете одинокой лампы, свисающей с мокрого потолка, я увидела Нинель и Армена. Они ждали нас у небольшой деревянной двери, похожей на калитку. За дверью угадывался яркий свет.

Глава 9

Армен подошёл ко мне так близко, что я снова почувствовала его запах. Тот самый, от которого у меня заходилось сердце, ухая вниз, и подводило живот, как у студентки на экзамене у доцента-мачо. Кожа Армена пахла остывающим после жаркого дня морским песком, хорошим табаком и немного базиликом. Он снова вернул меня к жизни, этот его аромат, а прикосновение мягких и сильных ладоней я, наверное, не забуду до смертного одра. Армен снова касался меня, как будто не было этого страшного безвременья непонимания, он поднял моё лицо и близко-близко и очень внимательно посмотрел в глаза. Потом коснулся тёплыми губами носа, как делал только он один и чуть подтолкнул вперёд, к калитке. Вадим, позвенев небольшой связкой ключей, нашёл нужный, щёлкнул замком, и мы пошли гуськом по ярко освещенному, узкому коридору – впереди Вадим, потом Нинель, я, Армен и замыкала процессию Светла. Она несла небольшой медицинский чемоданчик, впрочем, такой же был и у Армена.

Шли мы на удивление долго, минут пятнадцать точно. Коридор вилял, разветлялся на ещё более узкие, тёмные ходы, нырял под низко нависающие камни, огибал какие-то светлые наросты, вдруг расширялся, превращаясь в небольшие пещеры, со стен которых щерились на нас жутковатые летучие мыши, и снова становился узким, цивильным коридором, почти больничным. Такие бывают в нижних полуподвальных этажах старых больниц, вроде чистые, покрашенные, но вызывающие нутряное беспокойство и желание убежать. Светла, как будто услышала мой внутренний голос и успокаивающе меня коснулась, тронув за локоть.