20 лет дипломатической борьбы

Редко говорившая о своей профессии, которая между тем захватывала ее, Бретти три года назад привезла Жоржа Манделя в «Комеди франсэз», чтобы спасти театр, касса которого была пуста!

Жорж Мандель, бывший в то время министром почт, телеграфа и телефона, решил организовать ежедневные передачи по радио пьес из репертуара театра. Он помог «Дому Мольера» выйти из затруднения!

Сегодня, как всегда, не создавая себе иллюзий в отношении человеческой благодарности, Жорж Мандель говорит Бретти:

– А, вот ваши коллеги, я их вижу отсюда… Они вас так любят, что страдают оттого, что не имеют возможности пожалеть вас!

– Его превосходительство господин Осуский прибыл, – повторяет служащий.

* * *

Восемнадцатое января 1939 года. 104-я сессия Совета Лиги Наций в Женеве.

Впервые Литвинов отсутствует.

Во время последней Ассамблеи он сказал французскому министру:

– Я прощаюсь с вами. Я не вернусь больше в Женеву, так как в течение многих лет я доказывал своему правительству, что оно должно основывать свою политику на политике Парижа и Лондона. Сегодня Москва ясно отдает себе отчет, что нет никакой англофранцузской политики, если не считать ту, которая излагается на страницах газет. – И Литвинов потрясает экземпляром газеты «Матэн», на первой странице которой помещена статья, озаглавленная: «Направим же германскую экспансию на Восток, и тогда на Западе мы будем спокойны».

И в то время, как французский министр поднимается, чтобы попрощаться, советский министр иностранных дел с невыразимой горечью добавляет:

– Мне отлично известно, что на днях в Бурбонском дворце в комиссии по иностранным делам один из ваших ответственных дипломатических работников сказал буквально следующее: «Я глубоко изучил франко-русский пакт – он никак не связывает Францию автоматически. Нет смысла поэтому его денонсировать, по-сколькуя в сущностия он не налагает на нас обязательства переходить к действиям».

* * *

Один за другим через большой мраморный коридор проходят члены Совета. Сейчас начнется заседание.

На повестке дня стоит вопрос и об окончании дискуссии по поводу жалобы и требований оружия испанских республиканцев, которые все еще продолжают бороться.

– Мы теперь не питаем иллюзий, – говорит дель Вайо. – После Мюнхена мы убедились, что никто в Европе не будет больше сопротивляться немцам.

Заседание Совета тянется бесконечно. Испанский вопрос – последний. Боннэ и Галифакс притворяются, будто не слушают дель Вайо, который внезапно в ожесточении и отчаянии повышает голос:

– Да, господа, израненный, покинутый, преданный всеми испанский народ будет продолжать борьбу. Поскольку не смогли установить справедливого мира, нам остается лишь бороться насмерть. Но когда-нибудь вспомнят о наших предостережениях и убедятся, что Испания была первым полем битвы во Второй мировой войне, которая теперь неотвратимо надвигается.

* * *

Тринадцатое марта 1939 года на Кэ д’Орсэ.

Бурный разговор между послом Германии и Жоржем Боннэ:

– Предупредите канцлера, что, если он аннексирует Богемию и Моравию, вступление немецких войск в Прагу будет означать разрыв Мюнхенских соглашений. Это будет окончательный шаг к европейской войне, – говорит наш министр.

* * *

В тот же самый час в Берлине, в громадном салоне нового здания имперской канцелярии, несчастный президент Чехословацкой республики Гаха, возвратившийся из Берхтесгадена, куда ему приказал явиться фюрер для вручения последнего ультиматума рейха, одиноко сидит в конце длинного стола заседаний.

Перед ним – документ, текст которого, по-видимому, краток. В случае, если он еще будет медлить с его подписанием, фюрер готов разрушить Прагу и крупные города Чехословакии, бросив на них немецкие самолеты. Сотни бомбардировщиков ждут приказа к вылету. Приказ этот будет отдан в 6 часов утра, если до тех пор Гаха не подпишет документ.

Проходят часы. Время от времени в салон заходят сотрудники Риббентропа. Гаха близок к обмороку. Ему делают укол. Он приходит в себя, но его рука еще слаба. Но с первыми проблесками дня он ставит свою подпись – и теряет сознание.

* * *

После этого в Париже в кабинет Жоржа Боннэ входит посол Германии. На нем черный парадный сюртук. В руке он держит письмо германского правительства французскому правительству, извещающее о соглашении, достигнутом между Гитлером и президентом Гаха:

«Президент чехословацкого государства доводит до сведения германского правительства, что в целях достижения окончательного умиротворения он, будучи в полном сознании и здравом уме, вручает судьбу чехословацкого народа и всей страны фюреру и Германскому рейху». Граф Вельчек добавляет: «Господин министр, фюрер принял эту декларацию, и германские оккупационные войска перешли сегодня в 6 часов утра чешскую границу».

Пораженный Боннэ протестует:

«Французское правительство считает, что оно находится перед лицом вопиющего нарушения Мюнхенских соглашений. Оно не может признать законной новую ситуацию, сложившуюся в Чехословакии в результате действий рейха».

* * *