Тысячелетняя история России показывает, что доминантой общественного сознания всегда был авторитарно-патерналистский договор между властью и народом. Народ соглашался, что его ни о чем не спрашивают за обещание власти о народе заботиться. Так было всегда. Правда, всегда были и диссиденты от князя Курбского до академика Сахарова, но они никогда не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на общественное сознание. Последний очаг возможной смены парадигмы общественного развития был раздавлен царём Иваном III более пятисот лет назад. Вспомните, как московиты вырывали язык у Новгородского Вечевого колокола! За тысячелетие авторитарно-патерналистская колея так углубилась, что выскочить из нее очень непросто.
И вот на рубеже 80-90-х годов XX века у народа появилась возможность отказаться от патернализма, взять на себя ответственность за свою жизнь. Такая возможность была по всей России. Но готов к этому оказался только Ленинград!
Уникальность последнего Ленсовета в том, что только он один за всю историю России смог стать действительно представительным органом власти. Только он один смог вырваться из многовековой авторитарно-патерналистской колеи. Именно Ленсовет мог стать первопроходцем на ином, не авторитарно-патерналистском пути развития. Именно этого быстро опомнившаяся власть никак не могла допустить. Вот почему Ленсовет должен был пасть в неравной борьбе и был насильственно умерщвлен всего за три месяца до уже назначенной даты естественной смерти28.
После уничтожения Ленсовета вся страна опять оказалась в той же авторитарно-патерналистской колее: представительная власть опять ничего не значит, народ с энтузиазмом доверяется макушке властной вертикали и начинает возмущаться только тогда, когда власть нарушает негласный авторитарно-патерналистский договор, и никогда не возмущается из-за того, что ему, народу, не дают самому решать свою судьбу.
А народу после 1990 года этого делать не дают! Не дают посредством отвратительного избирательного законодательства. Избирательного «законодательства», при котором избирателям отводится роль статистов. Какая мне разница – наличие в кармане красной книжечки или зеленой пачечки определяет результаты выборов, в Смольном под красным флагом или в Смольном под триколором определяют вместо меня, кто будет моим якобы представителем в представительном органе, тем более, что органом власти этот орган давно уже не является.
Вообще-то народ любит патернализм не меньше, чем власть любит авторитаризм, и не понимает пока, что качество жизни большинства при этом всегда хуже, чем у того большинства, которое готово само о себе заботиться. Слабость КПСС перед ее смертью была в недостатке цинизма. Именно потому избирательный закон в 1990 году в значительной степени соответствовал провозглашенным тогда принципам. Стоило только разрешить свободное выдвижение кандидатов и у нас многое получилось. Нынешняя власть достаточно цинична для того, чтобы никогда больше не допустить демократического избирательного закона. За него придется бороться, правда, сам народ к этой борьбе пока не готов.
Для меня основной итог прошедших лет звучит так: не мешайте людям и они сделают правильный выбор. И я верю, что найдутся люди, готовые бороться за то, чтобы никто никогда больше не мешал народу делать самостоятельный выбор.
Народ всегда сильнее власти – прихлопнуть комара легко.
С.Н.Егоров.
ГЛАВНАЯ ПРОБЛЕМА РОССИИ – ОТСУТСТВИЕ ОБЩЕГО ПОНИМАНИЯ ПРАВИЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОСУЩЕСТВОВАНИЯ
Почему же он так редко эту свою силу демонстрирует? Или иначе, почему он свою силу хоть когда-то демонстрирует? Тому есть как минимум две причины.
Во-первых, народ не знает своей силы. Он с удивлением обнаруживает это обстоятельство, когда вследствие непереносимости несправедливости восстает против власти. Тут же выясняется, что власть слаба и сопротивляться народу не может. Но это бывает только тогда, когда против власти выступает значительная часть людей, составляющих народ. Редко это случается потому, что несправедливость не является основным движущим мотивом поведения большинства отдельных людей. Среди каждого народа всегда есть люди с обостренным чувством справедливости, готовые всегда бороться с несправедливостью. Но их всегда меньшинство. Для большинства же чувство самосохранения, чувство привычки, чувство удобства важнее чувства справедливости. Поэтому народ, т.е. значительная часть людей, так редко поднимается на борьбу с несправедливостью. Да и случается это всегда под лозунгами «против».