20 см

Внутри машины в беспорядке валялись подступёнки и проступи дорогой лестницы. Бумага местами разорвалась, и углы дерева торчали во все стороны, будто буря поработала и внутри тоже. Фарн распинал всё ногами, чтобы удобнее разместить пострадавших. Все и разместились. Лишь коляску от инвалида не удалось сразу оторвать, и его хотели уже заносить вместе с ней, как инвалид вдруг сам отцепил свои руки. Он смотрел на маленького муравья, на того, который вылез из окна киоска с мороженым, а сейчас уже сидел на сиденье в машине и хватался руками за горло, словно задыхался. Увидев, что на него смотрят, он повернул голову к окну и попытался сдвинуть в сторону стекло.

Нерион-1с тоже его узнал. Это был он. Тот маленький хромой служка из Храма всех людей, тот трёхногий, с гладкой, словно резиновой, головой, что так ловко готовил шашлык, а потом отнимал у Эйниона микрофон и с душой в него пел: «Я люблю тебя, жизнь!»

Но это был не он. Латексная маска на голове сбилась и сидела криво. А когда машина тронулась и поехала через сквер, сминая кусты и ломая ветви упавших деревьев, одна из веток ещё и дополнительно так сильно хлестнула служку по голове, что маска чуть не слетела совсем. Служка схватился на её оттопыренный край, попробовал натянуть обратно, ничего не получалось. И тогда он вынужденно повернул голову.

Шок был сильным. Нерион-1с испуганно отпрянул, а Палн-а-12д так пронзительно завизжала, что Фарн чуть не врезался в идущую впереди машину. Лишь Эйнион не издал ни звука. Хотя лучше бы издал — так стало бы понятней, что не умер.

XV

В столь ранний час в бар-клубе «20 см» ещё не было ни души, даже бармен куда-то отлучился. Фарн только делал жесты «сами-сами», мол, сами наливайте, сами рассаживайтесь и, вообще, делайте, что хотите. Он часто выходил на улицу и оттуда постоянно кому-то звонил, с кем-то говорил, на кого-то кричал, потому заново начинал всех обзванивать и если ему не отвечали, просил перезвонить.

Его дочь, Фарн-а-1д, тоже не выпускала из руки телефон, но она, напротив, ничего и никого не хотела знать. Кроме парня, которого только что положили в реанимацию.

Бармен вернулся в бар, увидел, кто тут находится, посмотрел на одного и упал в обморок. Его оттащили и посадили у стены. Эйнион, оставшись без своего кресла-каталки, теперь просто стоял посреди зала и норовисто подёргивал головой к своему левому плечу, как плохо запряжённая лошадь, вот только микрофона у него теперь не было. Его усадили и предложили сразу несколько сортов пива. Одну кружку он одобрил. Палн-а-12д по привычке забралась на стену, но её стащили: тут такое не принято.

— Сядь, сядь, сиди, — настаивал помсанитара, прижимая подругу к стулу. — Здесь так нельзя. Это тебе не Дом неврозов.

«Дом неврозов» у него вырвалось случайно, однако само по себе это словосочетание возымело успокаивающий эффект. С этого момента Нерион-1с повторял его всякий раз, когда подруга невольно бросала взгляд на Мирмиколеона, а потом дико вздрагивала, тоже как лошадь, и снова норовила запрыгнуть на стену.

Ни для кого не секрет, что у муравьёв немного лошадиные головы. Но у Мирмиколеона она такой не была. Она была куцая, как будто обрезанная спереди. Что же казалось его лица, тут мнения сильно расходились. Так сильно расходились, что в городе имелась даже отдельная секта президентопоклонников. Её члены ходили в Храм всех людей лишь затем, чтобы попытаться найти на пикселях-фотографиях нечто похожее на лицо Мирмиколеона, и, когда им казалось, что нужный пиксель находился, они устраивали пляски, радения и песнопения у столба. Храм приходилось закрывать и вызывать полицию.

Впрочем, в реальности лицо Мирмиколеона было именно таким, каким оно и было представлено на портрете — на тысячах и тысячах электронных портретов, висящих в каждом государственном или общественном заведении.

Прибывавшие разглядывали его молча. Практически все входили молча и бочком, кивком головы здоровались с остальными, бесшумно рассаживались за столики и опять косились на Мирмиколеона, снова молча. Через час в клубе собрались почти все. Те, кто не смог или вдруг не захотел, могли об этом лишь пожалеть. Они пропускали главное событие в своей жизни.

Фарн вынужденно играл роль хозяина, но не мог объяснить не только другим, даже сам себе, почему он привёз президента сюда. Возможно, когда вдруг в салоне послышался визг, и он, обернувшись, увидел Мирмиколеона, то испытал что-то вроде короткого замыкания. И со вспышкой. И эта вспышка настолько ослепила его, и он сам не до конца понимал, что он делает.