20-ть любительских переводов (сборник)

Даже уже осознав тот факт, что замена тела уже произошла, волна шока все равно пронизывает Рыжую и затем перемещается на Волка. Пробираясь своим сознанием по маршруту, который когда-то принадлежал ей, пронося пучок обрезанных проводов, помня свое тело, которое когда-то носила, вспоминая панцирь красивого алого цвета — все это приносит Рыжей ноющую боль.

«Теперь уже меньше, — произносит Волк, — у Мамы стройматериалы уже на исходе».

Благодарю тебя, за твои мерзкие уловки с сетью из нанотрубок. Рыжая печально продолжает думать о своей хорошей и полезной плоти, которая утонула в болоте. Тут ей приходит еще одна грустная и шокирующая мысль. А мы что, собираемся сыграть злую шутку с новой Рыжей?

«Пожалуй, это будет немного другой вид уловки, — отвечает Волк, — если конечно мы сможем добраться до бабушки раньше, чем это сделает она».

Перед Рыжей возникает картина их объединенного разума: дерзкое проникновение, обман, внедрение новых данных Рыжей+Волка, в сенсориум новой Рыжей. Эти данные затем будут переданы обратно Матери и обработаны, как будто они были бабушкиными — большая значимость, более высокая их ценность. Все-таки Мать, все еще уважает свою поврежденную предшественницу.

В итоге Рыжая видит рассчитанный результат: ремонт прекращен, поисковые работы активизированы. Но на этот раз, с новой задачей: нельзя позволить спящим, выйти из состояния анабиоза.

Эх… но я все еще люблю их. С волнением, Рыжая пытается понять свои эмоции. Я чертовски их люблю, возможно из-за их маленьких влажных глазок и как они жадно хватают ртом, воздух.

«Да, это да, — с пониманием отвечает Волк, — так что сосредоточься теперь, на мерзкой реальности».

Рыжая последовала совету Волка, и сконцентрировалась на этой отвратительной очевидности, пока они наблюдали, как капсула цвета потускневшей меди, опускается в пузырчатое болото. Данные, которые они должны передать бабушке, передать новой Рыжей и наконец передать самой Матери.

Взаимной любовью, они никогда не ответят нам. Уверенно констатирует Рыжая.

Она ощущает себя какой-то промокшей и печальной, эти чувства для неё необычны. Но так будет лучше и это будет правильное решение. В капсулах, спящие не видят снов. Рыжая и Волк когда-то так же дрейфовали без сновидений, в биологическом контейнере Матери, потому что это был безопасный способ их бытия.

Но как только их неуклюжие серые мозги будут полностью отключены, как только их тела будут переработаны, они будут в большей безопасности. В конце концов, их существование, их чувства, их эмоции — это чертовски болезненные ощущения.

Рыжая+Волк ожидают, когда новая Рыжая, такая беззаботная, такая рассеянная, пройдет мимо. Им совсем необязательно следовать её маршрутом. У них нет никакого полезного снаряжения, кроме их собственных замыслов. Рыжая показывает кратчайший путь, а Волк соглашается.

Они пробираются сквозь мертвые деревья — к фрагменту корпуса бабушки.

* * *

Последний славный денек

* * *

В рассказе затронута тема подсознания и использование его в разных целях...

* * *

© Last Nice Day by Rich Larson, 2021

© перевод с англ., by Genady Kurtovz, ноябрь 2021

* * *

Пока мы чистим морковь, идет "слепой"[21] дождь. Небо зеленовато-синего оттенка, похожее на скорлупу яиц малиновки[22], вся серая штормовая нечисть уходит на восток, но дождь все равно льет.

Мы сидим на краю старой деревянной террасы, выходящей к саду и капли дождя, лижут наши босые ноги. Так и сидим.

– Опять, – промолвила мама, – потому что вчера был такой же дождь.

Было приятно наблюдать, как вода смывает грязь, и кожа становится ярко-оранжевого цвета. Я люблю что-то чистить. Обожаю, когда идет дождь и все цвета становятся ярче. Думаю, что это, моя, весьма, относительная характерная черта.

– Странноватая погода, – подметила мама. Она переходит от процесса чистки к резке, вытаскивая чистую яркую морковь из ведра и отсекая ей верхушки.

– Впрочем, все еще тепло. Мы должны наслаждаться этим. Возможно это последний славный денек.

Я знаю, мне следует говорить. Мне надо говорить. Ведь никто ж не хочет читать о молчаливом и эмоционально оцепеневшем персонаже.

– Угу, – выдавил я.