2000 № 06

Я бывала на многих заседаниях Президиума, которые вел Сергей Иванович. Особенно при нем оживились издательские дела. Возникали новые серии, обновлялось оборудование типографий Академии. Заместитель директора издательства Натан Евсеевич Брусиловский буквально ликовал. Сергей Иванович был страстным книжником. Я не раз присутствовала на встречах Брусиловского с Вавиловым. Натан Евсеевич привозил ему все вновь выходящие в издательстве книги. Сергей Иванович брал каждую любовно и бережно. Гладил переплет, обрез. Рассматривал титульный лист, иллюстрации. Обращал внимание на величину полей, качество бумаги. Особо внимательно рассматривал указатель имен. Отмечал недостатки в оформлении, называл, кого следует привлечь в качестве автора, редактора, консультанта.

Помню, как радовался Сергей Иванович выходу в свет книги Лукреция Кара «О природе вещей» — он был инициатором издания. В первом томе — текст Лукреция в переводе Ф. А. Петровского, во втором — статьи и комментарии, была там и статья Вавилова.

В 1949 году наша страна готовилась отметить 150-летие со дня рождения А. С. Пушкина. Академия наук приняла в этом самое активное участие. Сергей Иванович вникал во все детали подготовки к юбилею: сам утверждал всю программу, рассматривал образцы пригласительных билетов, тезисы докладов и прочее.

К этой дате издательство АН СССР выпустило собрание сочинений Пушкина в десяти томах. Оно было напечатано на прекрасной бумаге, в изящных коленкоровых переплетах голубого цвета с золотым тиснением. Издательство изготовило несколько десятков подарочных экземпляров в красивых футлярах-ящичках, куда входило все собрание.

И вот тут случился конфуз! Для Сергея Ивановича был особый экземпляр: все тома в кожаных переплетах из дивного голубого сафьяна. Но когда их стали укладывать в футляр, оказалось, что они там не помещаются: сафьян оказался несколько толще коленкора. Брусиловский был в отчаянии, времени сделать новый футляр уже не было. Что делать? Я посоветовала Натану Евсеевичу показать Вавилову все как есть. Книги были настолько превосходны, так красиво выглядели, — убеждала я Брусиловского, — Вавилов только обрадуется им, а футляр вы ему потом доставите.

Так и получилось! Сергей Иванович подержал в руках каждый из десяти голубых томов, рассмотрел голубые тесемочки, вклеенные в каждый томик как закладки. А потом внимательно разглядел подарочные блокноты, предназначенные для каждого участника юбилейной сессии Академии наук СССР. Блокноты были большого формата, такого же, как тома Академического полного собрания сочинений Пушкина, и также переплетены, но только в бежевый коленкор, с выпуклым медальоном — профилем поэта.

Николай Иванович Вавилов в Сеуле (Корея). 1929 год.

Специальный поезд Академии науки Союза писателей был отдан в распоряжение юбилейной сессии. В мягких вагонах разместились академики, иностранные гости, руководство Союза писателей. Мы называли эти вагоны «буржуазно-дворянские», а жесткие — «революционно-демократические».

Сергей Иванович был на всех торжественных заседаниях в Ленинграде, в городе Пушкине, в здании царскосельского Лицея, в Александровском дворце, где развернулась новая экспозиция музея Пушкина.

Тем же поездом мы поехали на торжественные заседания в Псков, а затем — в Михайловское. Поезд шел только до станции Остров, а оттуда мы ехали легковыми машинами и автобусами до Пушкинских Гор, где Вавилов вел митинг у могилы Пушкина. Всем этапам праздника Сергей Иванович придавал особое оживление, освещал все глубоким светом своей искренней заинтересованности, своим волнением, своей любовью к поэту.

Ах, какой это был праздник! Поистине всенародный… Во всех окнах всех домов, мимо которых мы проезжали или проходили, были выставлены портреты Пушкина — открытки, вырезки из газет, календарей или просто книги Пушкина. В Михайловском была организована обширная ярмарка. Много тысяч людей приехали сюда из Пскова, Ленинграда, Литвы, близлежащих городов и сел. Неисчислимые ряды скамеек из простых досок заполнили огромное поле. Солнце палило нещадно. На эстраде — академики, профессора, писатели, поэты. Выступали, читали стихи.

Несколько раз видела я Сергея Ивановича, окруженного людьми. С англичанами он говорил по-английски, с французами — по-французски.

В середине дня хлынул ливень. Так как спрятаться было негде — публика и не расходилась. Академиков укрыли в автобусах, в автомашинах. Поздно ночью мы вернулись к своему поезду на станцию Остров.

У меня сохранились все пригласительные билеты этой юбилейной Пушкинской сессии, столь щедро и любовно организованной Вавиловым.

Вспоминаю я и другие дни, и другого Вавилова.