Событие это счастливо совпало с Победой. В СССР приехали многие ученые из разных стран. Тогда я впервые увидела Ирэн Кюри, Фредерика Жолио-Кюри и многих других. Но супруги Кюри (в войну они участвовали в движении Сопротивления) произвели на меня особенное впечатление. Всемирно известная Ирэн Кюри была в заплатанной юбке… Рукава пиджака Фредерика Жолио-Кюри лоснились, а края пушились бахромой. Они были скромны чрезвычайно. Американцы вели себя совсем по-другому, да и одеты они были хорошо и казались весьма сытыми.
Заседания сменялись встречами, беседами, поездками в Ленинград и в Ясную Поляну. Были общие собрания, семинары в институтах.
Тогда родился анекдот, который пользовался большим успехом.
Академик, директор института показывает иностранным гостям свой институт, лаборатории, рассказывает об исследованиях. Гости восхищены и потрясены глубиной и новизной работ, великолепно поставленными экспериментами.
— Скажите, — спрашивает один из гостей директора, — а кто у вас главный помощник?
— Моя жена!
— О! Великолепно! А дети у вас есть?
— Да, двое…
— А кто их воспитывает? Кто ухаживает за ними?
— Как кто? — отвечает академик. — Конечно, жена.
— О! Колоссально! А кто убирает квартиру, готовит обед? Сколько у вас человек прислуги?
— Никакой прислуги у нас нет. Все делает жена…
— Мы читали ваши книги, статьи, знаем о вашей работе в общественных организациях. Кто у вас секретарь, кто ведет переписку?
— Жена.
— Вы видите, — говорит иностранный гость коллегам, — я был прав, утверждая, что в Советской России — многоженство!
К сожалению, многие торжества прошли как бы вполголоса из-за болезни тогдашнего президента АН СССР Владимира Леонтьевича Комарова. Он был стар, не выносил яркого света юпитеров при фото- и киносъемке. Сразу же после празднеств Владимир Леонтьевич подал заявление с просьбой освободить его от обязанностей президента.
«Наверху» было решено уважить просьбу Комарова. Стали подыскивать кандидатуру нового президента. Ни один из вице-президентов на этот пост не подходил.
Сергей Иванович Вавилов работал тогда и в Москве — директором Физического института АН СССР, и в Ленинграде — директором Оптического института. Жил он в Ленинграде, но и в Москве, где ему приходилось бывать часто, у него была квартира: поскольку на Вавилове лежало множество обязанностей — председатель Комиссии по истории АН СССР, председатель Комиссии АН СССР по атомному ядру и другие. Когда в Ленинграде Сергею Ивановичу передали, что его срочно вызывают в Москву, для него в этом не было ничего особенного.
Но, приехав в столицу, Сергей Иванович не сразу смог определить, куда именно его вызывают. Наконец выяснил. Времени прошло порядочно. Городской транспорт только еще восстанавливался после войны. Сергей Иванович позвонил в Президиум Академии управляющему делами с просьбой о машине.
— Нету у меня машин! — ответил Вавилову наш великолепный управделами. — Вас много, а машин мало!
Через час управделами узнал, кто вызывал Вавилова и зачем. А вызывал Сталин. Через час у подъезда дома, где жил в Москве Вавилов, стояли две легковые машины — самые лучшие из гаража Академии.
Так и мы, сотрудники Президиума, узнали, в чем дело. И это было тем более удивительным, что все знали о трагической судьбе старшего брата Сергея Ивановича — Николая Ивановича Вавилова, гениального русского ученого-биолога, репрессированного еще в 1940 году. Все знали, что к его трагической судьбе причастен академик Лысенко, пользующийся особым покровительством в правительстве.
…Еще очень давно от своего отца (специалиста-агронома) я слышала имя Николая Вавилова. И когда в Политехническом музее, куда начала ходить школьницей на лекции по оптике профессора Млодзеевского (кажется, это был доклад об интерференции света), я снова услышала фамилию «Вавилов» и не сразу поняла, что это другой Вавилов — физик.
И вот на Общем собрании АН СССР в Доме ученых (в июле 1945 года) Вячеслав Петрович Волгин огласил заявление Комарова, а затем было внесено предложение группы академиков об избрании на пост президента АН СССР Сергея Ивановича Вавилова. Его и выбрали.