2009_18 (617)

— Не получится так, чтобы никто не работал и все на халяву долго жили. Рано или поздно кирдык. Чтобы пирамида перевернулась, нужно сделать несколько вещей очевидных. Нужен инструмент расселения людей. В условиях кризиса денег на это не будет, нужна резервная расчетная система для расселения сотен, тысяч мегаполисов мира. Чтобы жители праздных муравейников — я и про себя тоже говорю — занялись человеческой работой: производили, сеяли, пахали, растили детей. И чтобы графьев было поменьше. Естественным отбором останутся лучшие журналисты, лучшие юристы, лучшие аферисты.

— И когда, на ваш взгляд, это может произойти?

— Чем быстрее будет голод, тем быстрее будут рассасываться мегаполисы. Никого же не убедишь уехать добровольно. Нужен блокадный Ленинград. Чтобы открыть дорогу жизни, чтобы народ туда, не размышляя, двинулся.

— Вы ждете голода?

— На всякий случай готовлюсь к худшему. У меня свое хозяйство, овцы есть. Коровы, утки, гуси. Вот будет у меня миллиард долларов — что мне их, жевать что ли? В блокадном Ленинграде у моего знакомого была большая квартира: картины дорогие, дорогущий рояль Шаляпина. И в чулане у них стояла бутылка с рыбьим жиром, которую было лень выкинуть. Так вот, эта бутыль спасла жизнь всей семье. Все остальное они обменяли на картошку, хлеб. А на рыбьем жире они жарили кожу от плащей — и выжили.

— То есть даже так может быть?

— Я утрированный пример привел, чтобы показать вектор. Надеюсь, такого голода не будет, но, когда человек теряет средства к существованию, надо дать ему альтернативу. Наше правительство достаточно умное, а умный человек отличается от глупого тем, что пытается спрогнозировать события. Ведь очевидно, что брать людям пищу, если они не работают, может быть неоткуда. Им надо дать возможность работать. Для этого им надо дать землю. И причем не десять соток, а десять гектаров. И дать бесплатно, причем с правом наследования, но без права продажи, чтобы не спекулировали. Им надо дать технику, которая стоит сейчас без дела — от КамАЗа до Россельмаша. Надо дать стройматериалы, которые сейчас не нужны никому. А чтобы это дать, нужна резервная расчетная система, потому что денег на это не будет.

— Вы и тут за свое…

— А это стороны одной медали. Надо предпринять шаги конкретные. Это изменение законодательства. Это конфискация невозделываемых сельхозземель — такой закон, кстати, есть, он просто не выполняется. Если в течение трех лет землю не возделываешь, должны забирать. Надо эту землю поручить кадастровой палате и изменить принцип оформления земли. Нужно нарезать землю по столбикам и раздавать путем жеребьевки, по количеству едоков. А иначе надо кормить миллион дармоедов, которые придумывают тысячу правил по оформлению земли. Вот я пять лет оформляю свою землю на хуторе в Подмосковье, где живет моя семья. Процедура такая, что ни один нормальный человек ее не пройдет. Попробуйте получить в селе не участок, а гектаров 50 — вы умрете! Потому что Госдума установила такой закон, который нельзя выполнить.

— И вы говорите, что у вас нет политических амбиций?

— Ноль! Мне бы сказали: или ты, Герман, возглавь государство, или мы тебя расстреляем. Я бы ответил: стреляйте! Я управлять своим народом не хочу, потому что он неуправляем. Потому что сначала надо пороть. Девчонок переодевать в юбки, а у мужиков отнимать лезвия, чтобы они не скоблили себе лица каждое утро перед зеркалами и не теряли драгоценное время, которое надо тратить на работу и на заботу о детях. Поэтому у меня нет политических амбиций. Я не хочу вами управлять!

— Не так давно вы утверждали обратное.

— Это было пять лет назад. За пять лет, знаете, многое меняется. У меня была отличная пятилетняя школа жизни с нашим народом. Я тоже русский. Я пожил на селе и увидел, что это такое.

— И что это такое?

— Народа нет, есть телезрители бывшей русской национальности. Сейчас они делятся не по национальности, а по приверженностям тем или иным передачам. Кому-то сериалы нравятся, а кому-то новости.

— У вас на хуторе, кажется, нет ни телевизора, ни электричества?

— У меня и на Рублевке телевизора не было.

— Кстати, надолго хутор покинули?

— Я не покинул, у меня там дети на хозяйстве. Я там ночую, это мой дом.

— И вы умудряетесь каждый день пересекать границы московской и смоленской областей?

— Меня укоряли тут: сидит, вроде все правильно делает, а ногти грязные. Конечно! Потому что мне с утра коз подоить надо. Дров натаскать. На участке, где я живу, гастарбайтеров нет.

— По-вашему, офисных работников все это и ждет?