2012. Танго для Кали

Беловолосый парень сидел на тахте и полировал меч. Он делал это так привычно и легко, как будто ему каждый день доставалось столь экзотическое занятие. Иногда он бросал взгляд в одно из больших зеркал, которых для этой комнатки в советской малогабаритной квартире было слишком много. Он смотрел в серебристую глубину, морщился и с удвоенным рвением продолжал своё занятие. Наконец он поднял клинок, повертел его под лампочкой, проверяя блеск, и довольно прищурился. Не слишком широкий германский эсток был бы почти обычным, если бы не поставленный под гарду светлый кристалл. Как он там держался, одному Богу известно – это был обоюдоострый раухтопаз, которого не коснулась рука ювелира. Кристалл лежал в металлическом ложе вдоль ребра жёсткости, как будто там и родился. Парень коснулся камня, ухмыльнулся ещё раз и, не погасив за собой света, ушёл в зеркало.

Из зеркала в одном из небольших обветшалых за долгие годы замков Голштинии, родины покойного мужа русской императрицы, вышел гармонично сложённый человек среднего роста. Его тёмные волосы слегка припорошила пудра, яркие карие глаза и смуглая кожа выдавали южанина. Нос был несколько длинноват, но в целом лицо имело тонкие черты и совершенно неопределённый возраст – ему могло быть как тридцать, так и пятьдесят или на несколько сотен лет больше. На нём было простое чёрное платье, зато на руках – множество перстней, причём исключительно с бриллиантами. Бриллианты украшали его часы, табакерку, сейчас лежащую на столе, и даже пряжки его туфель. Они были везде, только в меч, который он держал в руке, был вставлен дымчатый кварц. Он глянул на часы, небрежно поставил меч в угол и принялся переодеваться.

Он сбросил чёрный камзол, покосился на сваленные в углу доспехи с мальтийским крестом на кирасе, скривился – в помещении было довольно холодно – и крикнул слугу. Слуга сначала помог господину облачиться в расшитый золотом нарядный камзол, надеть малиновый плащ и эффектно застегнуть его фибулой в виде усыпанной бриллиантами пентаграммы. Потом занялся приведением свалки церемониального железа в надлежащее состояние – доспех был разобран по деталям и тщательно закреплён на стене. Затем он подбросил дров в почти прогоревший камин, расставил по всей комнате и зажёг свечи и удалился. Господин поставил один из стульев перед камином, взял меч, присел, посмотрел в зеркале, как это выглядит, и немного поправил стул. Взглянул на часы – два часа ночи, пора бы и прибыть. Словно в ответ на его мысли раздался громкий торжественный стук в дверь.

– Его светлость Александр Калиостро и её светлость Серафина Калиостро просят милости вашей светлости, – возгласил слуга.

– Впустить! – решил хозяин.

Дверь распахнулась. В комнату вступили два одетых в белое человека – невысокий крепкий мужчина с сосредоточенным взглядом больших карих глаз и стройная белокурая женщина замечательной красоты. В её голубых глазах можно было прочесть равную смесь страха и любопытства. Гости предстали перед восседающим на стуле хозяином и без слов простёрлись перед ним ниц. «Не замёрзнут, ковёр на полу», – подумал граф, а вслух произнёс:

– Кто вы? Откуда? Что вам надо?

Гости молчали. Он ритуально повторил вопросы три раза, лишь тогда мужчина поднял голову и ответил:

– Я пришёл разбудить Бога всех истинно верующих, Сына Матери-Природы, Господина Истины. Я пришёл узнать у него тысячу семьсот тайн, которые он хранит. Я пришёл объявить себя его рабом, его апостолом, его мучеником.

Граф сделал эффектную паузу и задал другой вопрос:

– А что надо твоей спутнице в долгих исканиях?

Женщина ответила сразу, и голос её был твёрд:

– Подчиняться и служить.

– Встаньте! – разрешил граф.

Гости поднялись. Они преданно смотрели на его светлость и ожидали указаний.

– Принесите распятие, – приказал граф. Жестом он подсказал гостям, откуда именно нужно его принести.

Калиостро поставил возле камина золотую статуэтку Христа на кресте.

– Готовы ли вы выйти из-под владычества Его Святейшества Папы Римского и покрова католической церкви? – вопросил граф.

– Готовы, готовы, – эхом откликнулись посетители.

– Готовы ли вы отречься от прежнего Бога?

– Готовы, – был ответ.

– Плюй на крест, – потребовал граф от Калиостро.

Калиостро замялся. Потом неохотно подошёл к распятию, постоял, собирая смелость, и неловко плюнул. Промахнулся и плюнул второй раз, уже решительнее и точнее.

– Довольно, – остановил граф.

– Мне тоже? – испуганно спросила Лоренца.

– Не нужно. Тебе достаточно произнести «отрекаюсь».

– Отрекаюсь, – с лёгким заиканием выговорила она, подумала и уточнила: – От Бога.

– Возьми. – Он двумя руками протянул ей меч. Она так же приняла. – Встань перед ним.

Лоренца шагнула к Калиостро и замерла, не без труда удерживая стальной клинок на вытянутых руках.

– Клянёшься ли ты всецело предать себя в руки Господина Истины? – Граф обратил взор к Калиостро.

– Клянусь! – отвечал тот.

– Клянёшься ли без сомнений принять будущий закон твоей жизни?

– Клянусь!

– Нет ли у тебя незавершённых дел, денежных обязательств, не преследует ли тебя суд?

– Нет, ничего этого нет.