А все шесть пар моих туфель вновь останутся почивать на сомнительных лаврах обувной полки. Растрескиваясь скукой еженедельных обеспыливающих прикосновений. Надеясь, и совершенно напрасно, что в конце концов земля все же подсохнет, и им тоже покажут сентябрьский тротуар. И все, что к этому обычно прилагается – шуршащую листву, упавшие каштаны…
В изнеможении опускаюсь на диван, подгибаю ноги, закрываю глаза. Сердце колотится так, будто хочет сказать мне что-то важное, но никак не может решиться.
Такие паузы случаются теперь все чаще, по нескольку раз на дню. Существование дробится периодами дурноты, правда, какой-то необязательной, ни-к-чему-не-приводящей и ничем-не-заканчивающейся. Словно телу нужен лишь повод, предлог, чтобы выпасть в неподвижный усталый осадок.
Это не сон, не забытье, я в сознании. Я чувствую, как мгновения входят в меня, одно за другим, холодят шею, лицо, руки, грудь. Обволакивают холодом сердце. И когда их становится слишком много, когда они добираются наконец до пальцев ног, до пяток, меня начинает бить озноб.
И с каждым разом у меня получается вместить в себя все больше и больше холодного вечного времени, словно репетируя – и не без успеха – финальные титры на экране судьбы.
Заказчик будет в два, сказала трубка. А в три у меня снова таблетки.
Медленно возвращаю себя назад – репетиция окончена. Поднимаюсь, расправляя затекшие плечи и спину, иду на кухню, открываю настенный шкаф: пластмассовый контейнер, ячейки ежедневной дозировки. Если бы я знала, что здесь мое спасение, то не задумываясь основала бы религию. Каких-нибудь Свидетелей Белого Настенного Шкафа. Или что-то вроде того. Но обманывать других ничуть не легче, чем себя: это не спасение, это – отсрочка. И хотя – не устаю повторять себе каждый день – хотя у остальных все то же самое, пусть с вариациями, но то же самое – что мне с того?
Достаю свою дневную дозу и, подумав, вечернюю тоже. Кто их знает, этих… клиентов.
Кладу обе дозы в небольшую плоскую таблетницу и сразу же – в сумку. Еще раз проверяю, что таблетки в сумке.
И еще раз.
Долго-долго мою руки. Мыло сначала антибактериальное, затем простое. С отдушкой, но, похоже, совсем без души.
Пора собираться.
Сегодня вполне можно обойтись стандартным набором, ну разве что – взять с собой чуть больше терпения и выдержки.
Раскладываю на столе предметы для выхода в люди – так, наверное, космонавты осматривают свои скафандры перед шлюзовой камерой в открытый космос. У меня, к сожалению, нет скафандра, у меня:
йод (жидкость и карандаш), перекись водорода, две упаковки бинта, вата, гель от ушибов, стрептоцид, бактерицидный пластырь, нашатырь. Прокладки, три упаковки носовых платков, влажные салфетки для рук, полрулона туалетной бумаги, несколько гигиенических накладок на унитаз. Две пары хлопчатобумажных перчаток, маска на лицо, запасные носки. Средства самообороны: газовый баллончик, электрошокер и фонарь. Таблетки!
Еще раз проверяю, что таблетки в сумке. Туда же кладу бутылку воды и, подумав, упаковку активированного угля. Нет, две упаковки.
Возвращаюсь к нагромождению предметов на столе. Добавляю к ним дезодорант, два миниатюрных бруска мыла в глянцевой бумаге, туалетную воду и косметичку: зеркальце, тушь, помада, тональный крем, пудра, лак, презервативы. Останавливаюсь, открываю косметичку, достаю из нее темно-синий квадратик фольги. Нащупываю сквозь тонкие стенки упругое, скользкое от смазки силиконовое кольцо. Пальцы пытаются вспомнить, когда в последний раз разрывали фольгу, раскатывали, расправляли на чужом, дрожащем от нетерпения теле жирную, почти бесцветную резину. Глаза фиксируют дату – пятилетний срок годности истекает в начале следующей недели.
Для изнеможения и дурноты еще рановато, а вот для приступа малодушия – в самый раз.
Город за окном исполосован стекающими перезрелыми каплями. Дождь возобновился, и ветер недовольно прижимает его к стеклу, обрывая свободное падение воды на несколько метров выше неабсолютного нуля. Белесые пузыри проступают на подтопленной проезжей части, группируются в нехитрые, хорошо знакомые слова:
В такие дни нужно сидеть дома.
Хотя бы потому, что в дождь тормозной путь увеличивается в полтора раза. И то, что я помню об этом, ничего не гарантирует мне при переходе дороги. Скорее наоборот – нерешительность пешехода словно притягивает к себе дорожные несчастья.
А еще – в дождь перед шинами образуется водяная подушка, и на большой скорости колеса могут запрыгнуть на нее, потерять сцепление с дорогой. И тогда пешеходу не достается даже конвульсивного визга тормозов, одни только проклятия и запоздалый ужас. В моем же случае шансов не будет никаких – простые синяки на теле заживают дольше переломов. И это при условии, что кожный покров не нарушен. Вот уж воистину – скафандр бы оказался как нельзя к месту. И ко времени:
Пора собираться.