Читаем _2020_10_28_03_57_12_770 полностью

Червяков умирает не от испуга. Оказывается – это финал драмы человека, который не

вынес попрания святых для него принципов, да ещё не кем-нибудь, а сиятельным лицом!

Чехов создал удивительную по силе и яркости картину, запечатлел в своих рассказах

почти символические по силе обобщения характеры и ситуации.

В самом деле, разве не символичен полицейский надзиратель Очумелов, герой рассказа

«Хамелеон»? Ведь он подобно хамелеону поминутно меняет свой облик в зависимости от

обстоятельств.

У Чехова в рассказах есть победители и побеждённые, господа и подчинённые, но не это

важно. Важно то, что вчерашняя жертва, становясь на место своего тирана, сама становится

тираном. Таков Алексей Иванович Козулин, герой рассказа «Торжество победителя».

В мире Чехова нет жертв и нет тиранов. У него все жертвы и все тираны – одновременно.

И чеховские рабы, самоотверженные и бескорыстные в своём холопстве, просто физически не в

состоянии осознать себя жертвой, таков портной Меркулов в рассказе «Капитанский мундир», но такова и городская интеллигенция, собравшаяся на бал-маскарад в рассказе «Маска».

Чехов сознательно стремится выявить именно добровольное холопство, холопство по

убеждению. Он блестяще делает это в своих ранних произведениях.

Весело, и поэтому как бы даже беззаботно говорить убийственные вещи без видимого

гнева и обличительного пафоса – этого никто не умел делать ни до Чехова, ни после него.

Чехов умел не жалеть, но любить человека. Он верил в мощь человеческого разума. Он

вступил в литературу продолжателем идей и традиций русского просвещения. Чехов не только

не разделял убеждений исторического народнического пессимизма, он противопоставлял ему

исторический просветительский оптимизм.

С первых своих шагов в литературе Антон Павлович начинает разрабатывать и драмати-

ческие ситуации. К середине 80-х Чехов становится более требовательным в отборе материала

для своих произведений. Чехов меняет представление об обездоленности, а вместе с этим и

характер лирической прозы. Появляются произведения, в которых разрабатываются действи-

тельно сложные, подлинно драматические ситуации. Это «Егерь», «Горе», «Тоска», «Пани-

хида», «Анюта».

В рассказе «Панихида», как и в рассказе «Вор», речь идёт о весьма несимпатичном чело-

веке. Это богатый деревенский лавочник, в прошлом лакей. У него горе. Скончалась его дочь-

актриса. Особенность рассказа состоит в том, что, рисуя драму лавочника, Чехов не пытается

теперь очеловечить его, окутать дымкой сочувствия. На смену нейтральному, сглаженному

портрету страдающих личностей из ранних лирических рассказов теперь приходит портрет

острый и характерный. Перед нами человек с жирным, покрытым буграми от когда-то бывших

прыщей лицом, с заплывшими глазами. Он считает себя аристократом и по случаю праздника

франтовато одет. После только что окончившейся обедни он стоит и ждёт, пока опустеет цер-

ковь, и лицо его при этом выражает «два противоположных чувства: смирение перед неиспо-

128

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

ведимыми судьбами и тупое, безграничное высокомерие перед мимо проходящими чуйками

и пёстрыми платками».

Не только смерть дочери, ещё более удручает лавочника, что скончалась она блудницей.

Как же иначе можно назвать ею, если она пошла в актрисы? Лавочник молится за дочь и даже

заказал панихиду за упокой души ее.

Чехов предельно сдержан. В рассказе нет ничего смешного. И вновь, как и в сатириче-

ских рассказах, ни единого слова прямого осуждения героя, вновь твёрдая уверенность, что

читатель сам безошибочно разберётся в ситуации, что он душой будет не с отцом, а с дочерью.

Так органически сочетаются в лирическом рассказе глубокий гуманизм и сострадание с высо-

кой взыскательностью и бескомпромиссностью.

Чем больше всматривался Чехов в жизненные события, тем более к неожиданным выво-

дам он приходил. Скрытая сущность явлений раскрывалась только при углублённом психоло-

гическом анализе. Так рождался новый чеховский рассказ, в них преобладают традиционные

для Чехова простота и будничность ситуаций, все тот же интерес к глубинному содержанию

мелочей жизни, но только достигается он теперь глубоким психологическим анализом харак-

теров и ситуаций. В новых рассказах побеждает лирическая интонация.

1887-88 годы – время разносторонних и напряжённых поисков писателя. В рассказах

«Тяжёлые люди» и «Талант» Чехов начинает применять обобщённые размышления автора-

героя. Этот метод повествования, которым Чехов будет широко пользоваться в последую-

щие годы, очень хорошо доказывает основополагающее значение первого, главного аспекта

принципа объективности – мировоззренческого. В самом деле, в какой бы особой форме ни

происходило авторское вмешательство, тут-то и обнажалась воочию глубина его мысли, глу-

бина понимания изображаемых событий. Со всей остротой возникала при этом и проблема

художественного такта, точного ощущения тех граней, за которыми авторское вмешатель-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение