2024-й

Я с холодком по коже ощутил, что, несмотря на игривый тон и легкую улыбочку, говорит совершенно серьезно. Или сама еще не чувствует, что все серьезно. Следующее поколение вполне может состоять из потомков десятка-другого отцов, самых совершенных образчиков человеческой природы: абсолютно здоровых красавцев, атлетов, самых умных, иммунных ко всем болезням… И ведь не докажешь, что в целом это опасно для вида людского: у нас свобода, каждая женщина вольна купить за три доллара сперматозоид чемпиона мира из банка спермы. Что ей интересы человечества, ей надо, чтобы ее ребенок был круче других во дворе!

В детских садиках малышей зовут по фамилиям, потому что родители выбирают для ребенка самое модное имя, а потом оказывается, что все в группе с одним именем. Есть годы, когда одни Сережи, есть годы Димы, Наташи, Тани, Виталики… Теперь же с этими банками спермы выдающихся людей весь мир превратится в детский садик. Но имена не сужают человеческий генетический материал, а вот когда все станут рожать от десятка суперменов, то потери могут быть невосполнимыми.

Глава 10

В печати то и дело появляются и тут же бесследно исчезают странные догадки, что некие Семеро Тайных, вечные бессмертные мудрецы, которые правят миром уже тысячи лет, знают о сингулярности, даже наметили ее приход в некий день. И вот теперь медленно и скрупулезно подготавливают человечество к шокирующей, даже ужасающей и омерзительнейшей правде о человеке.

Человечество возрастало на запретах, которые эти Семеро и внедряли в общество. Без запретов человечество превратится в стаю рвущих на части один другого бабуинов. Но сейчас, по замыслу Семерых, пошел обратный ход, как выглядит это со стороны. Запреты рушатся, люди все свободнее, мораль расшатывается, особенно заметно на сексуальных свободах, когда еще наши бабушки помнят время «ни поцелуя до свадьбы», а теперь не только поцелуи и секс для забавы, но перестали карать за содомию, за которые Господь уничтожил четыре города, а пятый пощадил ради Лота с женой.

В последние годы стали легальными сексуальные забавы такие, что и нашим суперраскрепощенным родителям даже не снились или все еще считались извращениями: секс с животными, секс или мастурбация на улице, в офисе… Словом, идет постепенная подготовка к тому, что все тайное станет явным. Но чтобы это не было сверхшоком, тайна обнажается постепенно. И все время некий голос говорит успокаивающе, что нет ничего ужасного в коротких юбках, в нудизме, в сексе с незнакомыми, животными, с вещами…

Более того, все это, что раньше считалось ужасно постыдным, вовсе не ужасно и не постыдно, а так, ерунда, не стоит обращать на нее внимания. Пусть это не то, что приветствуется, но и не заслуживает особого порицания, это вроде как плохо подстриженные ногти или торчащие из носа волосы.

Но все равно, легализация сексуальных фантазий, пусть даже самых омерзительных, если смотреть из прошлого, еще не легализация всей гнуси, что составляет суть человека. Любой человек, втискиваясь после тяжелого рабочего дня в переполненный автобус, может подумать с ненавистью: «А чтоб вы тут все передохли!», а наступившему на ногу мысленно пожелает такого-эдакого, но вслух скажет: «Простите, но вы стоите на моей ноге», на что тот рассыплется в извинениях, на этом держится общество, но во что оно превратилось бы здесь же, в автобусе, стань мысли и чувства всеобщим достоянием?

«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу»

(Марк, 4:22).

В печати долго гремели дискуссии о грядущем чипе двенадцатого поколения, но это в нашей печати, в массовой же больше обсуждали, стоит ли Ане Межелайтис отращивать третий пенис или же лучше пока оставить два, об этом шли дискуссии по жвачникам, на открытых форумах и в «их» Интернете.

Наконец пришло сообщение от Корневицкого, что первые образцы будут выпущены уже через две недели. У нас по этому поводу Гулько принес бутылку коллекционного шампанского, открыл и разлил в крохотные коньячные рюмочки, чтобы всем хватило.

— И как, — спросил он задиристо, — мы ставить будем?

— Я поставлю, — выпалил Тимур, не задумываясь. Он оглядел всех: — А что? Чего молчите?.. Василий Петрович, вы что опускаете глазки?

Василий Петрович, как всегда собранный и хорошо одетый, сдержанно и таинственно улыбнулся:

— Пока не решил.

— Почему?

— Не догадываетесь?

— Представьте себе. Не совсем я такой догадостный.

— А вы сейчас ко мне хорошо относитесь?

— Да я в вас влюблен, — ответил Тимур, все так же не задумываясь. — Вы вообще образец для нас всех!

Василий Петрович наклонил голову в знак признательности.

— Спасибо. Но у меня все это от собственных усилий. С детства я заучивал правила этикета и старался поступать только так, как там сказано. Я следил за каждым своим словом и жестом. Я никому никогда не сказал грубого слова… ну, исключая совсем уж редкие случаи. Но это лишь моя оболочка… а внутри я… гм…

Тимур сказал поспешно: