2028, или Одиссея Чёрной Дыры

У Юры имелась гитара, и когда кончалось вино, а разговор забивался в слишком депрессивные туннели, Виктор пел свои песни. Иногда читал стихи. Остальные тоже читали свое. Уже не вспомнить, кто из друзей предложил устроить в своем кругу конкурс на лучшую рассказку про квасных патриотов, которых в тот год усиленно клонировали центральные телеканалы. Особенно полюбился друзьям персонаж с почвеническо-государственными взглядами – Писатель. Одно время, – когда режим Всевышнего Лица еще не громил любое проявление инакомыслия и сам правитель еще притворялся, что не прочь дружить с либеральным литературным кругом, – Писатель тоже старался быть на короткой ноге с литераторами-либералами. И даже не раз получал из их рук премии и прочие цацки. Но однажды ситуация перевернулась, и Всевышнее Лицо, поняв, что критическим мыслящим обществом сложно манипулировать, принялся создавать нацию с нуля, взяв за образец самую забитую часть советского народа – лояльную к любому начальнику, агрессивную к Западу и проклинающую слишком грамотных и ученых. Тогда же особым тайным распоряжением был создан спецназ литературы, который клепал на конвейере книги для масс – адаптированные переложения классики, серии методических пособий «Как победить врага» и сборники военных песен. Писатель и возглавил литературный спецназ. Он же определял, кто из русских классиков хорош, а кто плох, кто в настоящем достоин писательского звания, а кто – нет. В прицел его меткого пера попали многие бывшие товарищи и благодетели. Дорофеевская компания со скуки сочинила о Писателе объемный цикл юморных миниатюр.

Вот одна из них: «Лежит Писатель на русской печке и думает, чем бы заняться. Книгу только что выпустил. Альбом только что выпустил. Мирного голубя в небо запустил. Помолиться в церковь белокаменную сходил. Но все равно как-то кисло на душе, много еще недостатков в стране, много еще гнид недовольных. Что же Писателю сейчас такое сделать, чтобы страна заискрила да возрадовалась?

Может, еще одного голубя в небо запустить? Нет, не то.

Может, еще один музыкальный альбом? Нет, рано, и с последнего еще не все песни выучила страна.

Может, еще книгу? Да сколько можно… Опять не то.

И тогда решил Писатель поставить в своем дворе скульптуру святого Владимира. Чтобы тот руками обнимал всю страну, а головой чистого неба касался. Да так воодушевился идеей, что тут же кинулся арматуру сваривать и замешивать бетон. И давайте мы с вами не будем ему мешать».

А вот другая: «Лежал-лежал Писатель на русской печке и… уснул. И снится ему, что он трижды Герой Социалистического Труда России. Снится, что он лауреат Ленинской и Сталинской премий, а также премии Всевышнего Лица. И что живет он в огромном дворце, и одной только челяди у него двадцать один человек, включая чернавку, что ноги ему в тазике омывает. Снится, что записывает он песни с самыми знаменитыми музыкантами, и те в очередь выстраиваются, чтобы только один аккорд на его записях взять. И что последний его фолиант в серии ЖЗЛ “Герой с позывным Гиви” переведен даже на язык африканского племени каннибалов. Сон этот снится ему во всех ослепительных красках – и никак не кончается. Спит Писатель и не желает просыпаться. К нему уж люди приходили, тормошили, а он не просыпается, настолько ему сон нравится. Его уж и так, и этак тормошили – не просыпается. Пощечины выписывали, в бок пихали – не просыпается. Пятки щекотали – не просыпается. В телевизор его зовут, а он все спит. И так на него все обиделись, что передумали переводить его книгу из серии ЖЗЛ “Герой с позывным Гиви” на язык каннибалов».

А вот еще одна: «Лежит Писатель на русской печке и за страну болеет душой. За каждого жителя – кроме невзрачных носатых либералов. Вдруг шум под окном. Слез с печки. Глядь, а по улице движется вальсирующим шагом гей-парад. Писатель не поверил своим глазам, протер их свежей портянкой. Да, самый настоящий гей-парад! Снял тогда Писатель с гвоздя надежный автомат Калашникова и давай сыпать из окна калибром 7,62. Многих геев на асфальт положил. Но то ли слишком громкая музыка, то ли геев на параде было много, только почти никто не услышал стрельбы. Как шли, вальсируя, так и идут – веселые, беззаботные. А у Писателя, как назло, ни одного запасного рожка. Он тогда размахнулся и автомат со всей богатырской силой запустил в толпу. В какого-то расфуфыренного гея попал. А тот поднял автомат, оглядел его рассеянным глазом, надел на шею и дальше пошел, пританцовывая с таким необычным аксессуаром.

Людей с оружием Писатель уважает. И гея этого он как-то даже с теплотой стал воспринимать. Не всех геев, конечно, – а только одного, вот этого расфуфыренного, с автоматом. Проводив его взглядом, залез Писатель на русскую печку и давай дальше за страну болеть душой».