Мужчина протянул руку, представившись. “Я вице-адмирал Ананд Патель, мой друг”.
Чоудхури поздно возвращался в посольство США. Учитывая дипломатическую напряженность, какой бы она ни была, он был вынужден спать там. Однако его мать решила, что будет лучше, если они с дочерью останутся у дяди Чоудхури. Несмотря на то, что его дни были напряженными, Чоудхури взял на себя обязательство каждый вечер ужинать с Ашни. Он пробыл в Нью-Дели почти неделю, и рутина раннего утра, полного рабочего дня и поздних ночных возвращений в посольство из дома своего дяди к востоку от реки Ямуна быстро утомила его. Он дремал на заднем сиденье такси, вспоминая прошлую неделю, как будто это был сон, пока он огибал парк Неру. Через несколько часов после того, как иранцы заявили об автономном контроле над Ормузским проливом и захватили танкер, принадлежащий TATA NYK, Трент Уискарвер вызвал Чоудхури в свой кабинет и сказал ему, что он “возвращается в Нью-Дели”.
То, как Уискарвер сказал “назад”, не понравилось Чоудхури. На фоне этого конфликта возрождающийся нативизм начал овладевать американской психикой, как это было и в других конфликтах, феномен, свидетелем которого Чоудхури стал тем вечером с Самантой в пустом ресторане City Lights. Возможно, Уискарвер ничего такого не имел в виду; возможно, когда он сказал “вернулся”, он имел в виду свою предыдущую миссию в Нью-Дели, чтобы вернуть сбитого пилота морской пехоты. Но Чоудхури не мог избавиться от своих подозрений.
После удара по Чжаньцзяну Умник навел порядок в штабе национальной безопасности. Страна, в отличие от прошлых поколений, не смогла сплотиться, столкнувшись с призраком мировой войны, даже ядерной. Удар по американской родине казался неизбежным, хотя никто не мог знать, где и в какой форме он проявится — грязная бомба, заложенная спящей ячейкой, боеголовка на наконечнике баллистической ракеты или, может быть, и то и другое вместе? Десятилетия партизанской борьбы взяли свое, и администрация оказалась под огнем со всех сторон, от ястребов, которые считали, что тактический ядерный удар не зашел достаточно далеко, до голубей, которые считали, что Америка отказалась от своего морального авторитета, применив такое оружие. Чтобы отреагировать на то, что произойдет дальше, Wisecarver нужны были настоящие лоялисты. Это означало, что ему нужны были люди, которые были обязаны своим положением в администрации не своей компетентности, а ему одному. И вот Чоудхури был тихо отправлен “обратно” в Нью-Дели, чтобы разобраться с новым кризисом в Ормузском проливе.
Когда Чоудхури прибыл в посольство, он в последний раз проверил свою электронную почту, прежде чем отправиться спать, и увидел, что у него есть сообщение от другого коллеги, который был изгнан во время путча Уискарвера, контр-адмирала Джона Хендриксона: Банта.
Эти двое покинули Вашингтон примерно в одно и то же время, хотя путешествие Хендриксона было более долгим и опасным, а его миссия столь же сложной. Это была, в своем роде, тоже дипломатическая миссия. Сара Хант, его “старый друг и коллега” (именно так Хендриксон всегда называл ее), нанесла в Чжаньцзяне первый ядерный удар почти за столетие. По ее приказу были убиты миллионы людей. Напряжение, должно быть, было огромным. Поскольку руководство в Белом доме готовилось к китайскому ответу на Чжаньцзян, каждый командир на местах должен был быть готов нанести быстрый контрудар. Нерешительность может привести к катастрофическим последствиям. Вот почему Хендриксона послали проведать Ханта, оценить ее душевное состояние. Нечетким языком, который дал ему Уискарвер, было “усилить ее команду”.
Сообщение, которое Чоудхури получил в своем почтовом ящике от Хендриксона, гласило просто:
Когда он закончил просматривать свою рабочую электронную почту, на сотовом телефоне Чоудхури зазвонило новое текстовое сообщение. Оно было от его дяди: