2039

Мои сотрудники следят за схваткой с горящими глазами, у многих даже щеки покраснели от резкого прилива крови, кулаки сжаты, а Камнеломов и Шенгальц даже подергиваются, в миниатюре повторяя движения дерущихся, тоже мне работники умственного труда.

Да и остальные хороши, как же от многого придется избавляться даже нам, ученым, светлым умам, сливкам интеллектуальной элиты человечества, когда пройдем через завесу сингулярности!

Мелькнула трусливенькая мысль: не переборщить бы… Но в то же время человека нельзя оставлять и дальше таким как есть, грязной похотливой обезьяной, у которой за редчайшим исключением все мысли о еде и совокуплениях.

Шенгальц сказал азартно:

– Вон тот смотрите, как бьет!.. Единоборец точно!.. Пусть даже втихую от папы и мамы по морде получал на тренировках.

– Месит умело, – согласился Лавр, – а с виду ботан!..

– Ботаны тоже жить хотят, – заметил Шенгальц, – а в мире мясоедов нужно показывать зубки. А то и применять.

– В мире плотоядных, – уточнил Влатис обидчиво. – Я вот мясоед, и что? Не дерусь, сижу тихо. Хотя мог бы. За мной не заржавеет.

Драка с новыми участниками плавно перетекла в массовое побоище, а Камнеломов, что следит за экраном неотрывно, сказал в нервном возбуждении:

– Наши круче! Но что за мягкотелость, блин… С троглодитами нужно по-троглодитьи!..

– Они нас жалеть не собираются, – подтвердил Карпов.

– Бить нужно так, – сказал Шенгальц, – чтобы на другой день уже встать не мог! А не то что на улицу с булыжниками в рюкзачке.

Я промолчал. Никто не упомянул о горькой иронии: те и другие, вообще-то, интели, а это как бы наши по дефолту. Был бы там простой и даже очень простой, схватка была бы гораздо более зрелищно отвратительной.

Но здесь гуманисты, которых втрое больше, напирали на трансгуманистов, пока те, прижатые к стене, пытались как-то объясниться, потом дали отпор, раскровянили передним лица, кому-то выбили зубы, сломали пальцы и даже руки, после чего гуманисты не просто отступили, а разбежались во все стороны, громко рассыпая проклятия в адрес нелюдей, что усилили себя чипами, а это нечестно.

Карпов буркнул:

– Ну да, зато семьдесят на двадцать двух честно. Кто в меньшинстве, у того право подхватить с земли камень или дубинку.

– Чувствуется опыт, – сказал Южалин с издевкой.

– Я не сын профессора, – отрезал Карпов. – Это за тобой ходили две няни, а я рос, как мужчина, на улице. А ты еще не трансгендер?.. Что-то в тебе женственное… Только сиськи маленькие.

– И жопа холодная, – добавил Касарин.

Влатис сказал с возмущением:

– Вы все врете!.. У него жопа горячая и мягкая… Нет-нет, сам еще не щупал, но это же очевидно!

– Пошли вы все трое, – ответил Южалин и обиженно отвернулся. – Посмотрю, что от вашей мужественности останется в сингулярности.

Аня все еще всматривалась в экран, где малочисленные группки не расходятся, обсуждают результаты схватки, а также планы, что делать дальше.

– А где полиция? – спросила она жалобно.

– Это не митинг, – напомнил Уткин, – и не шествие, о которых оповещают власти заранее. А вон и полиция, даже с мигалками.

Она вскрикнула:

– Когда все разошлись! Это нечестно.

– Так это ж хорошо? Дали возможность поговорить, пообщаться. По душам, так сказать. И по почкам.

– Откровенный обмен мнениями, – согласился Карпов. – Хороший пример победы логики и самообладания, как и надлежит будущей гордости нации.

– Только бы в сингулярность не потащили эту логику!

Он покосился в мою сторону, я ощутил, что вопрос ко мне, ответил с тоской:

– Да, правил еще нет, а какие будут?

– Зачем в сингулярности правила?

– Правила есть даже в движении звезд, – напомнил я.

Глава 12

Когда на месте побоища начали расходиться, на ходу размахивая руками, показывая, кто как мочил противников, наши тоже отвернулись от экранов, а я подождал, когда Камнеломов вернется на место, зашел к нему в кабинет.

Он откинулся на спинку кресла и уставился на меня с подозрением.

– Чего надо… временно исполняющему?

– Помощи, – ответил я миролюбиво. – Ты у нас самый крутой во всех смыслах. И никто так хорошо не разбирается в оружии. Говорят, у тебя дома целый арсенал…

Он довольно заулыбался, даже голос из враждебного стал чуть ли не доверительным:

– Арсенал не арсенал, но оружие есть, люблю с детства. Еще отец приучил, а того дед. У меня три охотничьих, два помповика, винтовка Конторовича и два десятка пистолетов разных систем. Имею право не только на хранение!.. А ты наверняка пистолеты только в кине видел?.. И считаешь, что пистолет и револьвер одно и то же?

– Тогда пора брать с собой и на работу, – заметил я. – А то мало что по дороге… Как насчет того, чтобы научить наших сотрудников?

Он спросил с изумлением:

– Чему?

– Пользоваться, – пояснил я. – Для самообороны.

Он вскинул брови.

– Ты серьезно?.. Конечно, такое могу. Люблю дураков учить быть мужчинами. Потому что дурак не мужчина, а это значит, и не человек вовсе. Тебе обучить их не получится, сам останешься слизняком и другие ослизняковеют, но вот их как-то жалко, они ж не ты.

– Хорошо, – сказал я, не обращая внимания ни на тон, ни на слова, – значит, берешься?

Он ухмыльнулся.