Из того же выродившегося простонародья во времена Гракхов формировались многочисленные шайки разбойников, которые ходили как отряды неприятельского войска по горам Самнии и Лигурийского приморья.
Что и религия отцов сильно поколебалась у римского простонародья, как это всегда бывает во время упадка, видно из того, что «толпа сторонилась от древних святынь и бежала покланяться новым богам, прибывшим из-за моря».
Саллюстий, порицая различные пороки тогдашней римской аристократии, упрекал и простонародье в том, что «оно злоупотребляло свободой». А когда Гракхи требовали от государства отобрания земли у аристократов и раздачи ее беднякам, то «многие из бедняков даже не хотели раздачи земли, не взяли бы участков ее. Правда их жизнь в Риме была нищенская, но они привыкли (?) к праздности и имели много удовольствий. Они не захотели бы променять свою хотя и бедную, но приятную жизнь в Риме на труды и лишения поселянина».
Что касается римской аристократии, то о ее падении мы имеем еще более исторические сведения. Ее пороки были все те же, что в конце Медного века, но только приняли более грандиозные размеры. По словам историков, «большинство знатных людей бесчестно и бессовестно помышляло только о силе и могуществе, о деньгах и наслаждениях». В 141 г. Метелла отозвали из Испании за грабеж, а он в бешенстве разогнал свою армаду, уничтожил провиантские запасы, поубивал боевых слонов. Другие отказывались от управления провинциями, если не надеялись получить с них большие доходы. Мициний составил себе капиталы в Греции всевозможными способами: крал, грабил, продавал солдатам отпуска, торговал безопасностью отечества и честью римских знамен. Фульвий Нобиллор распустил таким же образом целый легион. Брат Сципиона Старшего, победоносный в войне с Антиохом, вынужден был удалиться в изгнание, так как слишком сильно наложил лапу на сирийскую добычу Даже популярность брата не могла спасти его от осуждения. «Вообще, — говорят историки, — честность заметно уменьшилась там, где речь шла об общественных интересах. Старик Катон мог поэтому сказать: „кто обкрадывает частное лицо, оканчивает жизнь в Цепях и узах, но кто обкрадывает государство, тот умирает в золоте и пурпуре“».
Во времена Гракхов «глава аристократов, насмехавшийся над добродетелью и честностью, Марк Эмилий Скавр, был жаден и подкупен, как и все другие». Сторонник Гракхов, Папирий Карбон, внезапно покаялся в своих демократических прегрешениях. Характерно для того времени поведение Квинта Сервия Цепиона, который сначала ограбил храм Апполона в Толозе якобы в пользу государственной казны, а потом подослал подкупленных разбойников и забрал через их посредство добычу в свои руки.
Во вражде с римскими чиновниками находилось сословие всадников, но всадники и те граждане, которые брали на откуп все пошлины и подати в Италии и во всем римском государстве, были в то время настолько корыстолюбивы, что часто становились для провинций настоящею чумою. В 167 г. о всадниках открыто было сказано: «где хозяйничает откупщик, там кончается право и свобода».
Современники жалуются также на «накопления во всех слоях римского общества огромной массы неоплатных долгов». Некто Веций, представитель римского дворянства, задолжал по уши, а потом вооружил невольников и перебил всех своих кредиторов.
Катон без устали бранит также римских тщеславных женщин, заботившихся только о своих нарядах и желавших господствовать над «властелинами мира». Число разводов в это время значительно возросло. Женщины «добивались имущественной самостоятельности, чтобы легче отделаться от власти мужа и иметь возможность расторгнуть брак. Впрочем, всюду жаловались на частое безбрачие. Уважение к женщине уменьшилось, матрона в то время сильно уступала матроне прежних времен.
У Катона и его единомышленников, говорит Момсен, мы находим убеждение, что граждане обязаны поддерживать целостность крупных состояний и потому «не должны иметь много детей». «Как далеки, — продолжает тот же автор, — те времена, когда прозвище «Детородителя» было почетным в глазах римлянина.
Кроме всего переданного, есть еще две черты в этом периоде, чрезвычайно характерных для периода упадка. Это, во-первых, сильное распространение между римлянами суеверия, а во-вторых — большая склонность их к заимствованиям всего иностранного.
В жизни римского общества приметы и гадания играли в это время очень важную роль. Когда для облегчения участи простонародья было предложено основать колонию, то говорили, что приступ к этому учреждению сопровождался разными недобрыми предзнаменованиями. Первое знамя, которое нужно было водрузить на месте будущей колонии, было сломано ветром. Порывом же ветра разнесло лежавшие на алтаре жертвы и перебросило за очерченную межу. Даже межевые знаки были вырваны и унесены волнами.