Например, мне особенно запомнилась история про одного кролика и лиса, постоянно враждовавших между собой. Я долго смеялся, когда прочитал, как однажды кролик заманил лиса в терновый куст.
Я рос и с возрастом возрастал не только мой организм, но и разум. Тело требовало больше пищи, а ум желал напитаться новым чтением.
Мет мой к тому времени уже совсем состарился, и я соверщал один эти ночные вылазки в подвал, идя на порою неоправданный риск. Чем именно меня привлекало чтение, я не знаю, но мне казалось, что в этой бумажной глыбе, которая прячется на самом дне земли, сокрыт весь смысл моей жизни, и что именно там скрываются ответы на все мучившие меня вопросы.
На моих глазах буквально оживали герои прошлых столетий, жившие в земном суетном мире. Я видел, как они переживали жизнь, как принимали смерть и как учились преодолевать мучительные испытания. И всегда мне хотелось попасть туда, к ним раствориться с их жизнью, стать с ними одним существом.
Находчивые Дон-Кихоты, милые маленькие принцы, удачливые Гарри Поттеры целый день маячили у мен перед глазами и занимали все мои мысли.
Где-то в одной из стопок листов я однажды встертил слово
На следующее утро я спросил о Нем мета, но он лишь поднес палец к своему старческом рту и попросил, чтобы я больше не заводил таких разговоров.
Время шло, и книг с этим словом становилось все больше. Я понимал, что для древних людей оно было не просто звуком, а имело физический смысл. То есть это был человек, наделенный огромной и непостижимой властью, который мог излечивать болезни, посылать деньги и завоевывать территории. Но жил Он не во дворце и не в доме с простолюдинами, а где-то в другом измерении и, видимо, управлял оттуда всеми мирами и войнами. Найти место Его обитания было делом невозможным, потому что нигде, ни в одной из книг об этом не говорилось ни слова.
Зато в нескольких совсем древних романах я встретил еще одно интересное слово «Христос». И в скором времени понял, что это, возможно Его второе Имя. Звучало оно как-то по-особенному тепло, как будто это был мне совсем родной человек.
Где-то в одной из маленьких книжек я прочитал, как Он однажды явился маленькому бездомному мальчику и отвел его на елку. А под утро обнаружилось, что мальчик замерз и умер. История эта пожействовала на меня удивительно сильно. И вообще все книги, в которых говорилось о Нем, я читал с особым увлечением.
Последняя стопка бумаг, которая оказалась у меня в руках, оказалась самой, пожалуй что интересной вещью. Мне было уже двенадцать лет, и я заступал через месяц в шахту. Так вот в это самое время я прочитал книгу об одном семействе (запрятана она была почти на самом дне подвала). В ней говорилось о трех братьев, носивших фамилию Карамазовы. Одного из них по имени Дмитрий обвиняли в убийстве отца.
Я и раньше, пожалуй, брал в руки подобные истории, в которых расследовались чьи-то убийства, но эта на меня подействовала с непередаваемой силой. Здесь почти на каждой странице говорилось о Нем, и говорилось с необыкновенной жгучей силой. Каждая строка была пропитана Его пребыванием.
В одной из глав, в разговоре двух братьев я услышал легенду о Великом Инквизиторе и несколько дней в мозгу у меня слышались отголоски слов безумного старика. Мне, рожденному в неволе и в вечной каторге постоянно не давал покоя вопрос о свободе. Только что стоит за этим призрачным словом, я решительно не знал. Быть может, каждый имеет право на свою собственную свободу, и моя свобода заключается в освобождении от этих рабских оков?
Я чувствовал, что за всеми метами, кроме моего воспитателя, стоит зло, и только он один как будто послан из иной природы.
Я говорил несколько раз об этом своему Е02, но он только пожимал плечами. Он пробовал изучать буквы вместе со мной, но быстро соскучился. Играть в капсуле, как он считал, гораздо занимательнее.
А мне, мне было обидно за то, что мы родились после Великой Кататстрофы, за то, что у нас нет света. Но больше всего меня томил мой нагрудный номер. У меня не было имени, и это было самым страшным приговором.
Мой мет утешал меня, объясняя, что сейчас нет у кого имен и что так называть нас, людей, гораздо удобнее. Но в словах его я чувствовал ложь. Впрочем, добиться от него истины в каком-либо вопросе было делом не из легких. Видно было, что он меня жалеет по-особенному и знает что-то больше нас, простых смертных клонов, но рассказывать об этом боится.
Его не стало за две недели до моего тринадцатилетия. Он уже почти не ходил и лежал в отдельной комнате для больных. За несколько дней до смерти к нему пришел наш бригадир и долго о чем-то беседовал. Потом он вылете быстрее пули, с красными от гнева глазами, спустился в подвал и дал какие-то распоряжения воспитателям.
На следующей день мой читальный зал опустел, книги куда-то исчезли, а к мету, научившему меня читать, перестали пускать.