2084: Конец света

Ати и Рам успели немало пофилософствовать, ведь времена были тяжелые, ходило вдоволь всяческих слухов, которые только огорчали народ и никакой радости не несли. В этом собеседники сошлись. И правда, в воздухе, как никогда более прогорклом и суровом, носилось предчувствие конца света, которое следовало за Абистаном со дня его рождения. Оба участника разговора придерживались мнения, что беспорядки нельзя счесть поверхностными, что они обусловлены глубокой природой вещей, но говорили ли Ати и Рам об одном и том же? С истинной энергией и приподнятым тоном, обращенным в будущее, Рам давал понять, что совсем скоро страна избавится от давних бед и изменится снизу доверху, что новому Абистану потребуются новые люди, и в связи с этим Ати мог бы, если пожелает, добиться завидного места в лоне клана, поскольку обладает глубоким чувством свободы и достоинства, которое творит великих служителей государства. Ати слушал молча. Лишь кивал и кусал губу, пытаясь заставить себя мыслить здраво: чего же он, собственно, желал, на что надеялся? Он спрашивал свое сердце и свой мозг… но ничего не приходило на ум… какие-то отзвуки детских мечтаний, явно неосуществимых… Он воздел руки к небесам… Он не находил никакого ответа, не желал ничего… На самом деле он бы скорее хотел отказаться от всего, что ему дал Абистан, но от чего именно – у него не было ни работы, ни жилища, ни хоть какой-нибудь социальной принадлежности, ни прошлого, ни будущего, ни религии, ни традиций… действительно ничего… кроме неприятностей, исходящих от правительства, и смертельных угроз со стороны разных кланов… Он был бы рад посвятить остаток своего времени тому, чтобы вдыхать свежий воздух под небом и вбирать пьянящие ароматы моря. Ати почувствовал себя способным любить его, море, с настоящей страстью, несмотря на его непостоянство и изменчивость. Рам и впрямь оптимист, если думает, что Абистан изменится. Скорее у кур вырастут зубы, а петухи научатся петь на абиязе. На самом деле ничто и никто не в силах изменить Абистан, он в руках Йолаха, а Йолах есть сама незыблемость. «Что написано, то написано» – разве не так сказано в Книге Аби, его Посланца?

Рам попросил Аби поразмыслить над его словами.

– Я встречусь с тобой позже, сейчас мне нужно много чего сделать, изменения вступят в силу без промедления, – сказал он, поднимаясь, и добавил, потрепав Ати по плечу: – Не стоит подвергать себя риску за пределами лагеря… Здесь ты у себя дома.

Рам вроде бы пошутил, но при этом сверкнул напряженно-жестким взглядом, а в его голосе послышались воинственные нотки.

Тем утром Анк и Кро вдвоем явились к Ати в комнату и сообщили, что у дверей стоит Био и принес он чрезвычайную новость:

– Его Превосходительство Тоз оказал вам честь приглашением в свой музей, – хором выпалили они.

– В музей?.. А что это такое?..

Этого бедняги не знали – как и Ати, который впервые услышал это слово. В абиязе его не существовало, так как в соответствии с недавним постановлением верховного комиссариата по абиязу и абиязознанию, где председательствовал Достойный Ара, выдающийся лингвист и беспощадный противник многоязычности как источника релятивизма и святотатства, имена нарицательные, происходящие из оставшихся еще в употреблении древних языков, должны были иметь в качестве префиксов или суффиксов, в зависимости от слова, элементы аби или аб, йод или йо, Гка или Гк. Все принадлежало религии, одушевленное и неодушевленное, и названия тоже, поэтому следовало это обозначить. Таким образом, слово «музей» или входило в число исключений, предусмотренных тем же указом и на какое-то время еще допускаемых, или же пришло из древнего языка, ныне запрещенного, но до сих пор употребляемого кое-где в отдельных анклавах, и тогда для этого слова не существовало ни толкований, ни переводов. Также случалось, что в обыденной жизни люди порой выражались абы как, несмотря на риск быть выданными своими же детьми, слугами или соседями, а поместье обладало всеми свойствами частной, а то и даже суверенной жизнедеятельности.

– Ну и что тут чрезвычайного? Я знаком с Тозом, я пил кофе у него дома в А девятнадцать, я и жил в его потайном складе, о котором вы ничего не знаете, потому что никогда не выходили за пределы поместья, – сказал Ати, натягивая бурт.

– Но… но… он еще никогда никого не пускал в свой музей… Только один раз, в самом начале, по случаю торжественного открытия, он пригласил своих братьев Его Милость и Главного Камергера, своего племянника господина Рама, который всем управляет, и с тех пор больше никого… никогда никого…

Ага, вот теперь дело становилось очень интересным.