21.12

Но ведь Пактуль тоже приводил описание колоннады на главной площади в Кануатабе, которая окружала небольшой внутренний двор, причем колонны были высотой в шесть или семь ростов человека. Двойные храмы-пирамиды украшали десятки древних городов майя, а вот колонны подобной высоты до сих пор удалось найти только в паре мест, располагавшихся на территории Мексики. В Гватемале ничего подобного не существовало. Здесь колонны были раза в два или три ниже.

— Значит, он действительно мог найти его, — сказала Чель, больше обращаясь к себе, чем к матери.

— О, Чель, не надо, прошу тебя!

Дочь попыталась объяснить ей, что два описания удивительным образом совпадали, но Хаана не хотела больше слушать.

— Наш затерянный город — это миф, — решительно заявила она. — Как и все якобы затерянные города.

— Но ведь такие города уже находили. И теперь они известны каждому.

Хаана лишь вздохнула:

— Мне понятно, насколько тебе хочется сейчас в это поверить, Чель.

— Здесь дело вовсе не только во мне.

— Верно. Каждый житель Киакикса хотел бы тоже верить в существование такого города, потому что это дает надежду на лучшее будущее, — покачала головой Хаана. — Но их не убедить, пока нет реальных доказательств. И все эти истории остаются для них не более чем легендами, передающимися из уст в уста досужими болтунами. Люди в Киакиксе просто не знают, как им самим изменить свою жизнь. Вот почему я и привезла тебя сюда — чтобы ты не осталась одной из них на всю жизнь.

И если сначала Чель приятно удивилась тому, как легко мать согласилась рассказать о Чиаме, то теперь поняла: какое бы влияние ни оказали на нее события последних дней, Хаана оставалась все той же — женщиной, бросившей семейное гнездо и отказавшейся от всего, во что верил ее муж. Все тем же человеком, потратившим тридцать три года, чтобы забыть прошлое, отрекшимся от культуры и традиций своего народа.

— Быть может, ты не хочешь верить в затерянный город, мама, потому что его существование заставило бы тебя слишком многое пересмотреть в своей жизни?

— Что ты хочешь этим сказать?

Но пытаться ей что-то доказывать было пустой тратой времени.

— Ладно, оставим этот разговор. Мне пора идти. У меня все еще много дел.

«Который час?» — подумала Чель и посмотрела на дисплей своего сотового телефона. Она не слышала, как пришло эс-эм-эс от Стэнтона: «Знаю, вы бы уже сообщили, если бы были новости. Просто хотел убедиться, что все в порядке. Г.».

Читая эту наспех набранную строчку, Чель поняла — ей нравится, что Стэнтон не забывает о ней.

— Ты и в самом деле будешь теперь искать те руины? — спросила между тем Хаана. — Несмотря на все, что происходит вокруг?

Чель встала.

— Я буду их искать именно из-за того, что происходит.

— И каким же образом?

— Сначала спутники изучат предполагаемый район, — ответила Чель, которая только сейчас сама для себя стала намечать подобие плана. — А если с воздуха ничего не будет видно, придется отправиться в экспедицию.

— Пожалуйста, обещай мне, что сама ты в джунгли не пойдешь, Чель.

— Если я буду нужна медикам, то пойду непременно.

— Это опасно. Ты прекрасно знаешь, как это опасно.

— Отец никогда не боялся делать то, что необходимо.

— Твой отец был тапиром, — сказала Хаана. — Тапир умеет сражаться, но никогда не полезет в логово ягуара, чтобы просто так быть съеденным.

— А ты лиса, — напомнила Чель. — Серая лиса, которая не боится людей, пусть они даже охотятся на нее. Но только ты потеряла свой вайоб, свое духовное животное, и связь с ним, когда бежала из Киакикса.

Хаана отвела глаза. Для человека из народа майя нет ничего обиднее, чем предположение, что он оказался не достоин своего вайоба, и Чель сразу же пожалела о сказанном. Ведь правда заключалась в том, что вопреки всем стараниям матери оторваться от своих корней ее духовное животное все еще было живо в ней.

— Ты помогаешь здесь многим бывшим нашим, — сказала Хаана на прощание, — но, как мне намекнули, всегда приходишь, когда молитвы уже закончились. Ты сама не веришь в древних богов. Так что мы все-таки с тобой похожи гораздо больше, чем ты хотела бы думать.

12.19.19.17.14–15 декабря 2012 года

22

Микаеле Тэйн было тринадцать, когда оправдательный приговор, вынесенный полицейским, избившим Родни Кинга[33], спровоцировал погромы и массовые поджоги зданий по всему Лос-Анджелесу — от корейского квартала до восточных районов. Мать тогда еще была жива, и она продержала Микаелу и ее брата взаперти четыре дня, чтобы они могли лишь по телевизору наблюдать, как протестующие бесчинствуют в городе. Тогда она в последний раз видела Лос-Анджелес таким, каким он предстал перед ней сейчас.