21 интервью

Цукерман: Я знал, что мне нужно учиться дальше, и намеревался поступать во ВГИК. Хотя готовил себе и запасной вариант – режиссерское отделение Щукинского училища. Вахтанговский театр всегда был одним из моих идолов – не знаю, как сейчас, но в свое время это был великолепный театр, поэтому и Щукинское училище, принадлежащее ему и продолжающее традиции театра, меня весьма привлекало. Во ВГИКе в это время образовалась новая студия учебного фильма, новая мастерская. Идея была такая: считалось, что учебные фильмы делают старики, действительно, на московской студии «Центрнаучфильма» самому молодому режиссеру было 65 лет или что-то в этом роде. В свое время студия образовывалась из «неудачников», не пробившихся в художественное кино, и власти считали, что они там ничего не знают ни о науке, ни о технике. И был принят закон – для новой мастерской обязательно высшее образование, желательно техническое, чтобы люди знали предмет, о котором снимают. Я, конечно, сразу рванулся туда, так как шансов там было больше, но, помимо меня, рванули толпы и других претендентов, рассуждавших так же, как я. Поэтому получилось, что на одно место были тысячи человек, и это оказался самый громадный конкурс в истории ВГИКа. К третьему туру еще оставалось сотни человек на место. Экзаменаторы просто не знали, по какому принципу отбирать, так как практически все подходили. Поэтому было нарушено очень много правил приема.

Одно из правил – по поводу евреев. Существовал неофициальный закон, о котором я знаю от людей, непосредственно его выполнявших – естественно, это нигде на бумаге написано не было, что на каждую режиссерскую мастерскую берется максимум один еврей. Неофициальный закон…

Минчин: Чтобы показать, что «и у нас такой имеется»?

Цукерман: Нет, не поэтому. Они бы совершенно спокойно обошлись и без евреев, как обходятся в МГИМО и подобных заведениях, и никому не говорят «и у нас такой есть». Проблема заключалась в том, что все старое поколение кинематографистов в Советском Союзе были евреи, не знаю «только ли» – был Пырьев, еще несколько человек. Мне случилось однажды провести в Ялте целый день с человеком, который представлялся как киновед, но чья главная профессия была антисемитизм, причем он очень обижался, когда его обзывали «антисемитом», и говорил, что он не антисемит, а юдофоб, видел между этими терминами большую разницу… Так вот, он посвятил свою жизнь исследованию вопроса «кто еврей в советском кино?» и доказывал, что единственным человеком, который был не евреем, был Пырьев, а все остальные – хотя бы только частью своей крови, – евреи. Я не знаю, насколько он был прав, но сейчас ссылаюсь на него. Так вот, значит, все эти евреи в советском кино имели детей, и поэтому нельзя было не дать мастеру мастерской, профессору не принять своего сына, нельзя было ему приказать не взять, поэтому было введено такое ограничение, что один еврей в год. А в этой мастерской они настолько растерялись от такого наплыва хороших студентов, что до последней минуты не знали, как отбирать, в результате в нашей мастерской оказалось четыре или пять евреев на пятнадцать человек принятых. Промах, который они, естественно, в следующие годы исправили.

Минчин: Но вы поступили?

Цукерман: Я поступил благодаря… Я, конечно, был единственный, у кого был уже снятый фильм плюс другие мои режиссерские работы. Мастерская, конечно, получилась у нас необычная, все с высшим образованием, поэтому и программа у нас была иная. Ну, например: нельзя в советском институте учиться без марксизма (я думаю, и жить нельзя…), но все мы уже один раз проходили марксизм, поэтому у нас марксизм проходили на уровне аспирантском. Так что я, можно сказать, был аспирантом марксизма. А по здешним стандартам «профессор философии», так как сдал по этике, философии и всем этим наукам аспирантский курс.

Минчин: Первые студенческие фильмы и учителя?

Цукерман: Учителя у нас были очень хорошие. Первый учитель режиссуры был Кулешов, самый знаменитый из всех учителей, когда-либо бывших в кино, он, как известно, учил Пудовкина, Эйзенштейна и других. Был такой гениальный учитель Гордон, лучший монтажер в Советском Союзе, в 30-х годах он был лучший монтажер во Франции, работал с Карне и Клером и вдруг решил вернуться на родину, в Советский Союз. Естественно, что все, кто возвращались, попадали сразу в лагерь… потом уже в хрущевское время он вышел, стал профессором во ВГИКе и лучшим монтажером на студии Горького.

Во ВГИКе я проучился пять лет и работал как вол. Из худшего студента в предыдущем институте я стал лучшим. Много снимал обязательного и своего, а также помогал другим студентам снимать их курсовые фильмы. Своего рода продюсер, хотя там такой профессии не было. Делал заказные фильмы, на которые студия учебных фильмов ВГИКа брала заказы, чтобы подзаработать деньги. И я снимал эти заказные фильмы тоже, так как имел уже опыт и фильм. По окончании ВГИКа получил диплом с отличием.

Минчин: После окончания ВГИКа?..