Хряк не ответил. Да и так было понятно: наступления сытости и перехода к познанию окружающего мира ожидать не приходилось, ведь Самсону шесть морковок как мне горсть крошек.
— Плохо Самсон, очень плохо! — пожурил я его. — Впрочем, свин ты и есть свин — чего с тебя взять, — беззлобно заметил я. Глупо, конечно, разговаривать с хряком, но он по крайней мере умеет слушать. — А вот ты представь себе: человек уже не может без подсказки и шагу ступить. Он непрерывно спрашивает у искусственного разума, что ему следует сделать, как поступить, чем перекусить, что купить и где находится предмет его интереса. Ни памяти, ни суждений — набор примитивных моторных навыков. Хорошо ли это?
— Хрю!
— Правильно: плохо! Неужели человек сам не в состоянии решить, как ему следует поступить, и что необходимо сделать?
Самсон перестал жевать и уставился на меня. Вопрос, похоже, его озадачил. Глупости, конечно, но мне было приятно, что кого-то интересуют мои пустые размышления. Хряк тем временем сглотнул остатки морковки и повел пятачком, втягивая воздух.
— Нет больше морковки, — сказал я ему, но хряк не поверил мне и ткнулся пятачком в карман брюк. — Ну что, убедился?
Хряк недовольно хрюкнул и издал тяжкий вздох.
— Слушай! — я подскочил на бугорке от внезапно охватившего меня волнения.
Самсон с надеждой скосил левый глаз.
— Нет, морковка точно закончилась. А вот насчет эфорамок…
— Федя? Ты чего здесь шумишь? — донеслось из-за кустарника, росшего за моей спины.
Голос был мне хорошо знаком, и я не стал оборачиваться. Сейчас, конечно, Степан примется выговаривать мне.
— А этот откуда здесь взялся? — удивленно воскликнул Степан, заметив прибившегося ко мне хряка.
— Пришел навестить друга, — буркнул я. — Вдвоем веселее.
— Ну, ты уж совсем чего-то раскис, — Степан постоял надо мной, потом опустился рядышком на землю и сцепил руки на коленях. — Картошки в этом году завались будет.
— Да, — согласился с ним я. — Урожай хороший. Но ты ведь не о нем пришел говорить?
— Кхе, — сказал Степан, дернув подбородком. — Тяжело с тобой, Федя. Обидчивый ты.
— Никак успокаивать меня пришел?
— И прямолинейный, — добавил Степан. — Даже слишком.
— Разве прямолинейность — это плохо? Или ты меня звал, чтобы я вашей конторе дифирамбы пел? А что до обидчивости, так мне фиолетово, если честно. Я тебе уже говорил, но еще раз повторю: не я вам не навязывался — ты меня из моей родной дурки вытянул. А с дурака что взять?
— Уи-и! — поддакнул Самсон.
— Во-во. По-французски сечешь, Степа?
— Секу, — усмехнулся тот, отдирая от штанины приставший репей. — Только задачку ты нам серьезную задал. Обсудить надо было.
— А я, значит, мешал вам.
— Не то чтобы мешал, — поерзал Степа задом, — а только мы и сами теперь толком не знаем, куда, образно выражаясь, стопы направить и к чему руки приложить. Вроде бы, все ясно как день было, а теперь…
— Могу идею подкинуть, если интересно.
— Ну-ну, я слушаю, — мгновенно посерьезнел Степан.
— Мы тут с Самсоном подумали, и я решил, что имеется направление, куда реально можно приложить ваши руки и направить стопы.
— Не ерничай.
— Нет, я серьезно!
— И что же это?
— Эфорамки.
— Что? — непонимающе воззрился на меня Степан.
— Эфорамки. Человек сейчас без них шагу ступить не может.
— Предположим. И?
— Мне кажется, чтобы он зашевелился, нужно лишить его этого удобства.
— Хм-м, — Степан помял пальцами подбородок. — Не лишено смысла, хотя и не факт. Но как же ты предполагаешь лишать людей эфорамок.
— Очень просто. Сорвать, разломать, растоптать.
— Шутки у тебя, — проворчал Степан, — прямо скажем, дурацкие. Ты представляешь, что будет, если на тебя заявят в полицию?
— А кто тебе сказал, что этим собираюсь заниматься я?
— Ты хочешь, чтобы эфорамки топтали мы? — нахмурился Степан.
— Вот любишь ты, Степа, кидаться из крайности в крайность. Я, вообще-то, имел в виду Самсона.
— Хрю? — удивился хряк, и мы оба уставились на него.
— Кхм-м, — с сомнением выдавил Степа.
— Что скажешь?
— Глупо все это. А впрочем…
— …Самсон, я тебя очень прошу, отнесись к этому серьезно, — продолжал я увещевать упертого хряка. Самсон ни в какую не желал топтать брошенную ему под копыта эфорамку, и только вертел своей громадной лопоухой головой. — Ну что тебе стоит, а? Вот та-ак, видишь? — я опустил сапог на хрупкое устройство. Рамка хрустнула, вдавленная в грязь. — Ничего сложно, правда?
Голова хряка опять замоталась, хлопая ушами.
— А я тебе морковку дам. На! — я выудил из кармана толстую короткую морковку с ботвой.
— Погоди, — убрал мою руку Степан прежде, чем Самсон успел вцепиться в морковку зубами. — Вот сделает все как положено и тогда…
Хряк посмотрел на Степана печальными глазами. Топтать какой-то кусок пластика ему вовсе не хотелось, а вот полакомиться морковкой…
— Ну же! — рявкнул я на него. Терпение мое уже почти иссякло.
Самсон испуганно попятился, уперев свой толстый зад в забор. Тот закачался.
— Самсон, не смей! — накинулась на него Маринка со своим любимым прутиком. — Только же починили.