За работу Степан взялся с неуемным энтузазизмом — да-да, именно энтузазизмом. На мой скромный взгляд это слово полностью отражало суть Степановой деятельности. Он, засучив рукава, с присущим ему тонким юмором расправлялся с неугодными ему учебными материалами, теперь уже на официальной основе: резал, кромсал, перестраивал, внедрял и исключал. В общем, не давал покоя ни себе, ни нам. По правде сказать, меня уже начинали обуревать сомнения, а правильно ли я вообще поступил, втянув его в это дело. Слишком уж лихо оно у Степана шло, и это могло закончиться очень и очень плохо. К заботам по составлению методматериалов прибавились еще две: первая — приходилось все время притормаживать Степана; и вторая — Минобр, почуяв неладное, взялся всеми силами вставлять нам палки в колеса. Теперь приходилось воевать еще и с ним, устраивать разносы, просить, требовать, доказывать. Главной причиной недовольства столь почтенного министерства было расхождение в принципах образовательного процесса, его идеологии — Степановы устремления шли вразрез с привычными и устоявшимися десятилетиями «истинами». Но Степан был непреклонен и шел напролом. Он знал, что прав. Минобр, не в силах понять, чего добивается Степан, только вяло защищался, отстаивая застарелый реализм привычного бытия…
Но настоящая беда нагрянула внезапно и вовсе не оттуда, откуда мы ее ждали. Скандал разразился на очередном собрании школы. Родители были крайне недовольны нововведениями и с пеной у рта защищали своих чад.
— Безобразие! — кричала тощая мамаша с взлохмаченной красно-синей шевелюрой. — Это форменное безобразие! Мой Васенька был отличником — теперь он троечник. Это не школа — это черт знает что! Вы перекрываете дорогу в жизнь моему талантливому сыну.
— Простите, — вставил я, уловив паузу в монологе возмущенной дамочки, которая понадобилась ей, чтобы набрать в легкие побольше воздуха для продолжения гневной тирады, — но ваш сын в пятом классе не знает таблицы умножения и не может выполнить простейших арифметических действий. Я могу показать результаты…
— Что вы мне тычите в нос какими-то дурацкими тестами? — взорвалась дамочка пуще прежнего. — Разве Вася собирается считать всю жизнь на пальцах? Для этого у нас есть калькуляторы!
— Возможно, но он не знает приоритета действий, — попытался я выправить положение, но все было впустую.
— Мой сын не компьютер! — выпалила дамочка, вложив в эту короткую фразу все презрение, на какое была способна. — Мой сын творческая личность! Он будет артистом!
— Хм-м, вы уверены, что мы говорим об одном и том же Васе? — сострил я.
— Что, что такое? — захлопала на меня наращёнными ресницами дамочка.
— Я хочу сказать, что ваш сын за пять лет не прочитал ни одного художественного произведения, не говоря уже о том, чтобы их осмыслить, не выучил ни одного стиха, даже одной строки запомнить не смог.
— Какое неслыханное безобразие! — задохнулась дамочка. — Вы намекаете, что мой сын тупой недоумок?
— Я ни на что не намекаю, а лишь констатирую факт, — сухо отрезал я. — Он лентяй, обычный лентяй, который мог бы шутя освоить программу. Но ему это не нужно, поскольку его вполне устраивать версия родителей о его непревзойденности.
— Да, ему это не нужно. И вы совершенно верно заметили: он очень умный мальчик. И он непременно найдет себя в жизни без ваших таблиц и книг!
— А я разве против? — мне стало скучно. Чего я, собственно, добивался, вступая с дамочкой в перепалку. Ее сын — будущий гениальный артист. А я? Кто я такой? Противотанковый еж, бетонный блок на пути непревзойденного таланта? — Спасибо, мы вас поняли.
— А…
— Ваш сын будет отличником.
Дамочка долго лупала на меня своими неестественно длинными, словно у кота усы, ресницами, потом что-то проворчала себе под нос и элегантно уселась в кресло, закинув ногу на ногу.
— Кто еще хочет высказаться? — обвел я зал взглядом. Желающих оказалось немало. Просто лес рук.
— Мой Димочка собирается стать путешественником, — проникновенно вещала несколько полноватая женщина с жутко размалеванным лицом.
— Вы в этом уверены? — усомнился я.
— Разумеется! Он обожает путешествовать.
— Но при этом считает, что Афины находятся в Африке, а Рим — это древний исчезнувший континент.
— А разве это не так? — сразила меня женщина наповал. — Впрочем, какое это имеет значение. Для этого и существуют навигаторы.
В этом вопросе поспорить с ней было трудно. Я не стал упорствовать.
Следующей выступала миловидная крашеная блондинка. При этом она накручивала на палец длинный завитой локон и непрестанно чмокала огромными — нет! — просто кошмарно огромными накачанными губами.
— Моя Зиночка исколола себе все пальчики иглой — это просто возмутительно! Что за гнусный садизм, давать в руки ребенку такой опасный инструмент? А если она случайно выколет себе глазик, кто за это будет отвечать? К тому же что это за дикость тысячелетней давности? Я считала, у нас передовое образование. Прямо темные века! Поймите меня правильно, но это просто немыслимо шить руками, когда для этого существуют автоматы!..