Прежде всего, потому что в случае с Безыменским уже сработали предыдущие правила, которые были указаны выше. Но в варианте Безыменского непонятно вот что. Почему Сталин столь откровенно проигнорировал непосредственного начальника Жукова, то есть наркома обороны СССР, на минуточку, Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко, с которым Жуков всегда ходил на доклад к Сталину (о чем он многократно указал даже в мемуарах), прямо как в известной прибаутке — «мы с Тамарой ходим парой». Почему Сталин вызвал к себе только одного Жукова?! Всего лишь заместителю наркома обороны, хотя и начальнику Генерального штаба, неизвестно, за что особое доверие, а самому наркому — фига в кармане?! Что, нарком обороны в таком случае не должен был быть проинформирован об этом?! Почему именно Жукову, а не его непосредственному начальнику, маршалу Тимошенко Сталин дал почитать якобы имевшую место переписку? Ведь Сталин прекрасно знал, что такое военная субординация, и не нарушал ее даже во время войны, даже обладая неограниченными правами Верховного Главнокомандующего. А тут Жукову даются для прочтения якобы документы особой государственной важности, а Тимошенко, видите ли, игнорируется?! В мемуарах Жуков преподносит себя чуть ли не как близкого друга Сталина, с которым Иосиф Виссарионович советовался по всевозможным вопросам войны, однако если обратиться к Журналу посещений кремлевского кабинета Сталина, то любой с удивлением обнаружит, что с момента назначения на должность начальника Генерального штаба и вплоть до ночи с 21 на 22 июня 1941 г. именно в статусе начальника ГШ Жуков побывал в кабинете Сталина всего 27 раз, причем только вместе с Тимошенко.
Да и вообще, когда Жуков мог быть ознакомлен с этой якобы перепиской между Сталиным и Гитлером, совершенно непонятно, потому что, по данным журнала записей лиц, принятых Сталиным, Жуков за 15 мая не числится. До этого он был у Сталина только 12 и 14 мая, но тогда еще не было факта прилета самолета якобы с ответным посланием фюрера. Следующий раз Жуков побывал на аудиенции у Сталина только 19 мая, но в это время под контролем Сталина происходили малоизвестные майские командно-штабные игры, затем 23 и 24 мая, а в эти дни состоялось расширенное заседание Политбюро с участием высшего командного состава РККА, далее 3, 6, 7, 9 (дважды), 11 (дважды) июня, а в эти два дня, когда он дважды побывал в кабинете Сталина, согласовывались вопросы о начале выдвижения войск приграничных округов по планам прикрытия в целях подготовки к отражению грядущей агрессии, 18 и 21 июня, а в эти дни уже откровенно кипела работа по приведению войск в боевую готовность. Причем следует иметь в виду, что, всякий раз бывая в кабинете Сталина, Жуков заходил туда вместе с Тимошенко[201].
И еще один несуразный момент в рассказе якобы Жукова по Безыменскому. Как-то весьма странно выглядит утверждение Жукова, что-де Сталин открыл ящик своего стола и достал оттуда эти якобы письма. Документы такого рода держат в сейфе, а Сталин всю жизнь очень тщательно соблюдал режим секретности в работе с документами. Так что очень даже непонятно, каким это образом ему пришло в голову держать такие документы просто в ящике письменного стола…
Если якобы Жуков действительно именно так изложил Безыменскому и без того абсолютно не внушающую ни малейшего доверия якобы имевшую место эту историю, а тот, ничего не преувеличивая и не приукрашивая, опубликовал ее в аутентичном якобы рассказу маршала виде, то это как раз то, за что после войны Георгий Константинович Жуков был серьезно наказан — за необоснованное выпячивание и раздувание своей роли в тех или иных делах. Это обстоятельство и подвело и фальшивку, и Безыменского. Потому что нельзя было с помощью фальшивки так показывать эту реальную черту характера Жукова. При тщательном анализе этой якобы имевшей место истории сие сразу вскрывается и потому сразу же вызывает сильное подозрение.
Короче говоря, не зря вся эта якобы имевшая место история оказалась приведенной только на страницах книги, изданной лишь спустя десятилетие после смерти Симонова. Если, конечно, все то, что в книге Симонова приписано якобы Жукову, действительно было написано его, Симонова, собственной рукой, в чем, увы, приходится — и да простительна будет мне еще раз такая вольность — более чем глубоко сомневаться.