22 июня. Анатомия катастрофы

«Вышла я замуж в июне 1929 г. ... Сказочная жизнь, сказочная... Квартира на Манежной площади, напротив Кремля. Шесть комнат... Я ездила за обедами... Везли в термосах — не остывало, это же близко от Кремля, а машине нашей — везде зеленый свет... Обеды были вкусные, повара прекрасные, девять человек были сыты этими обедами на двоих... К обедам давалось всегда полкило масла и полкило черной икры... Вместе с обедом можно было взять гастрономию, сладости, спиртное..: Водка красная, желтая, белая. В графинчиках... Чудные отбивные...» [130, стр. 154].

Это воспоминания жены. Жены не начальника даже, а всего лишь сына бывшего члена Политбюро, к тому времени уже опального Каменева. Кремлевские отбивные, как сочную метафору своей будущей судьбы, он ел в скромной шестикомнатной квартире. Действующие, приближенные к Хозяину начальники «морально разлагались» с гораздо большим размахом. Так, 3 февраля 1938 г. Политбюро приняло очередное постановление, в котором отмечалось, что «ряд арестованных заговорщиков (Рудзутак, Розенгольц, Антипов, Межлаук, Карахан, Ягода и др.) понастроили себе грандиозные дачи-дворцы в 15—20 комнат, где они роскошествовали и тратили народные деньги, демонстрируя этим свое полное бытовое разложение и перерождение».

Увы, борьба Сталина с «разложенцами и перерожденцами» по результативности соответствовала попыткам вытащить себя из болота, потянув за собственные волосы. Если не дачи, не дворцы и не водку «красную, желтую, белую, в графинчиках», то что же другое мог он предложить своим соратникам? Мечта о мировой революции была изгнана вместе с Троцким, ну а предложить поднявшемуся «из грязи в князи» быдлу идею всеобщего равенства и братства не мог даже сам Хозяин. Ему только и оставалось, что стрелять одних «красных бояр» для устрашения других. Много лет спустя уцелевшие дети и внуки репрессированных начальников внушили легковерным потомкам мысль о том, главные жертвы Большой Резни — это большевики «ленинской гвардии», мужественные военачальники и мудрые министры. Если бы...

В 1937—1938 г. органами НКВД было арестовано более 1,5 млн человек, из них 680 тыс. расстреляны, 115 тыс. погибли под пытками во время «следствия» или умерли в тюрьмах и лагерях [196]. Где же было набрать столько генералов, большевиков «ленинской гвардии» и чекистов «школы Дзержинского»? Вероятно, мы не сильно ошибемся, если предположим, что на одного «верного ленинца» пришлось сто невинно загубленных крестьян, рабочих, инженеров, врачей... Но мир устроен так, что даже сто тысяч колхозников не смогут привлечь к трагедии своей семьи столько общественного внимания, сколько привлечет один наследник члена Политбюро.

К началу 1939 г. отстрел руководящих работников резко пошел на убыль, а вот репрессии против рабочих и колхозников шли по нарастающей. Рекордным по числу осужденных стал 1940 год — 2,3 млн человек. Примечательно, что в тот год «политические» составляли лишь 25—30% от общего числа репрессированных. Руководствуясь нормальной человеческой логикой, можно было бы предположить, что остальные 70% были уголовниками. Но это не так. Разумеется, были и уголовники, но основную массу узников ГУЛАГа составляли люди, которые стали жертвами криминальных методов руководства, узаконенных сталинской бандой (важно отметить, что 57% всех находящихся в ГУЛАГе имели срок заключения менее 5 лет). Сажали за 30-минутное опоздание к станку, за сломанное по неопытности (или из-за нереальных норм выработки) сверло, за то, что родился в «освобожденной» Восточной Польше или Бессарабии, за то, что дальний зарубежный родственник прислал по глупости почтовую открытку...