22 июня. Черный день календаря.

Руководство СССР правильно оценивало Герма­нию как основного потенциального противника. Как, впрочем, и многие советские люди. Однако успеш­ная антифашистская пропагандистская кампания, которая после прихода Гитлера к власти и его рас­правы над немецкими коммунистами рисовала гит­леризм в качестве наиболее вероятного врага со­ветского народа на западе, в 1939 г. была свернута. Закрепленный в массовом сознании стереотип фашизма как врага номер один после заключенного в 1939 г. пакта Молотова — Риббентропа стал размы­ваться. Отношение к Гитлеру не стало лучше, но вера в непогрешимость действий советского руко­водства способствовала восприятию большин­ством советских людей договора как гарантии не­прикосновенности границ. В ходу были такие фра­зы: «Войны не может быть, ведь с немцами же зак­лючили договор о ненападении». «Мы же торгуем с Германией и доставляем ей хлеб, нефть, уголь. Ка­кая может быть война?» «Молотов недаром ездил к Гитлеру. Они договорились о мире». Очень боя­лись спровоцировать немцев на развязывание вой­ны. Вспоминает ветеран ВОВ В.Ф. Бухенко:«... пос­ле заключения «пакта о ненападении» с Германией делалось все возможное для его соблюдения и ч-тобы не допустить ни малейшего повода для про­вокации. У меня, например, был такой случай. В -техникуме мне дали путевку в летний лагерь отды­ха. Там организовывались всевозможные концер­ты самодеятельности. Я знал одно стихотворение о революционной борьбе немецкого народа и ре­шил с ним выступить в одном из таких концертов. Так меня предварительно прослушали на предмет того, чтобы проверить, нет ли чего в этом стихот­ворении обидного или провокационного для нем­цев. Представьте, даже в студенческих лагерях ду­мали о таких вопросах, чтобы не дать Германии лиш­него повода для начала войны!»

Усугубляло ситуацию восприятие немцев в виде неоднородной группы, в которой часть насе­ления — пролетариат и крестьянство — сочувственно относится к советским людям. Венер пи­сал: «Всякий, имевший глаза, чтобы видеть, мог за­метить в период расцвета немецко-русского пак­та признаки не только внутреннего родства тота­литарных методов, но и фундаментального безу­мия многих русских коммунистических пропаган­дистов. Русская функционерка Самойлович, имев­шая возможность посетить польские области (ок­купированные Красной Армией. — В. Р.), расска­зывала мне, что немецкие солдаты с завистью смотрели на звезды советских солдат и что крас­ноармейцы целого полка (?) доложили на повер­ке, что они отдали свои пуговицы и звезды на па­мять немецким солдатам, которые их об этом про­сили. Из таких эпизодов, истинность которых не­возможно было проверить, делался вывод, что немецко-советская «дружба» должна привести к смягчению положения внутри Германии и что про­русские симпатии среди немецкого населения смогут стать препятствием на пути возможных во­сточных планов Гитлера» . Ветеран Великой Оте­чественной войны Майданик Лев Исакович вспо­минал: «Как-то утром сидели мы на лесной полян­ке во время политзанятий. Разговор шел о заклю­ченном с Германией договоре о ненападении. На­чались вопросы. Задал вопрос и я:

— Товарищ старший политрук, почему непре­рывно идут в Германию эшелоны с нашим зерном, лесом, рудой и многим другим?

Старший политрук посмотрел на меня, почему-то улыбнулся и, как мне показалось, совсем некста­ти спросил:

Тебе сколько лет?

Скоро двадцать исполнится, товарищ старший политрук

— Ну вот, значит, тебе только двадцать лет. И ты не понимаешь, что немецкий пролетарий, который ест русский хлеб, никогда на Россию руку не поднимет, это и есть пролетарская солидарность. В таком случае не будет воевать немецкий рабочий против русского рабочего. Поэтому и идут эшелоны с хлебом и прочим в Германию. Ясно?

— Ясно, товарищ старший политрук, — пробормотал я».