Советское правительство, подавая сигналы Берлину о желании нормализовать отношения и не получая на них ответа, все больше убеждалось в том, что одних дипломатических средств и дружественных жестов недостаточно для того, чтобы повлиять на германское руководство. Кремль решил прибегнуть к средствам, которые, по его расчету, должны были отрезвить немцев. Концентрации войск в приграничных районах Москва придавала не только — а на начальном этапе, в мае 1941 г., даже не сколько — военное, сколько политическое значение. Передислокация значительного количества войск на запад, судя по опровержению, которое было дано ТАСС 9 мая 1941 г., не маскировалась, а скорее, наоборот, подчеркивалась. В действие вводился традиционный для большой политики аргумент — демонстрация силы. Гитлера пытались убедить в том, что на легкие победы ему рассчитывать не стоит, что вермахту противостоит грозная сила и лучше выяснить отношения за столом переговоров. Устрашению Германии должен был способствовать и призыв на сборы «нескольких сотен тысяч резервистов» для обучения их «пользованию новыми образцами оружия». Эти мероприятия, как отмечалось в донесениях германских дипломатов, в отличие от той практики, которой советское руководство придерживалось в предшествующие годы, были широко разрекламированы. Подчеркнуть, что СССР занят очень серьезными военными приготовлениями, было призвано введенное с 17 мая 1941 г, ограничение на передвижение по стране иностранных дипломатов и журналистов и, прежде всего, запрет для них поездок в западные пограничные округа СССР. В духе политики устрашения была выдержана и директива наркомата иностранных дел СССР от 9 мая 1941 г., перехваченная немцами, в которой советским представительствам за рубежом предписывалось предупредить германских дипломатов о том. что СССР «готов защитить свои интересы». Это указание, как можно судить по донесениям германских служб, наблюдавших за деятельностью иностранных представителей в Берлине, за советскими дипломатами и журналистами, находившимися в Германии, неукоснительно исполнялось180.
15 мая «Шварц» (военно-морской атташе капитан 1-го ранга М.А. Воронцов) направляет из Берлина доклад в Разведывательное управление Главного морского штаба ВМФ:
«За последние две недели в Германии настолько широко распространяются слухи о неизбежности войны с СССР, что они буквально охватывают всю страну; власти не ведут с этими слухами никакой борьбы, в действительности осуществляют подготовку войны на востоке, сосредоточивают там большие массы войск (установлена переброска через Берлин на восток лишь за один день 7 мая 25 эшелонов), перебрасывают войска в Финляндию и ведут переговоры с Румынией о порядке ведения войны. Я знаю, что час решающих схваток будет, но сейчас при данной политической и военной ситуации в Германии, возможность ее вторжения в СССР, по крайней мере, до окончания войны с Англией, исключена (выделено мной. —
На докладе «Шварца» начальник Разведывательного управления Главного морского штаба контр-адмирал Н.И. Зуйков поставил резолюцию: «Это, видимо, дезинформация по указанию гестапо».
В указаниях Верховного главнокомандования вермахта в части проведения «второй фазы дезинформации противника» отсутствует распоряжение о распространении сведений о скором вторжении в СССР и сроках такого нападения. Подобная «дезинформация» была опасна, так как могла спровоцировать Советский Союз на нанесение упреждающего удара, независимо от того совпадали эти сроки с реальными или нет, будь то конкретная дата или диапазон чисел, в который следует ожидать агрессию. Однако независимо от этого, информация о неизбежности войны Германии с Советским Союзом, о сроках начала войны и даже о «планах» проведения первых стратегических операций широко распространялась, в том числе и от информированных источников. Подобная ситуация приводила совершенно к противоположному выводу: раз «немцы сами везде говорят встречному и поперечному под «большим секретом», что они выступят против СССР в июне м[еся]це», то «все это является несерьезным, т. к. действительные свои военные планы немцы берегут, как зеницу ока».
В этом отношении характерна запись состоявшейся 15 мая 1941 г. беседы первого секретаря полномочного представительства СССР в Королевстве Румыния С.С. Михайлова с советником французской миссии Шпицмюллером: