23 минуты мая (СИ)

Слезы малышки тут же высыхают, и она радостно семенит за сестрой, еле успевая за широким шагом.

Маша откидывает деревянную крышку, защищающую колодец от осыпающейся хвои, и заглядывает внутрь. Каких-то полтора-два метра и на дне вода. С пиявкой точно ничего не случится.

Малышка доверчиво становится рядом с сестрой и тоже хочет заглянуть внутрь. Но небольшой рост мешает ей и приходится лечь животом на кладку и подтянуться.

Этого момента Маша и ждала. Малявка все повторяет за ней. Резко хватает тонкую ножку и поднимает вверх. Балансирующее на краю бортика тоненькое тело окончательно теряет равновесие, и маленькая девочка, крича от ужаса, падает в черную дыру.

Левую руку пронзает острая боль. Хочется закричать громче, но рот наполняется ледяной водой, которая обжигает легкие.

***

Задыхаюсь. Захожусь в приступе кашля, резко садясь в ванной. Уговариваю себя не паниковать, расслабиться и делать маленькие неглубокие вдохи, но кашель такой сильный, что в легкие почти не проникает кислород.

Наконец, удается нормально вздохнуть, и я подтягиваю колени к груди, вытирая слезы.

Все-таки уснула. Голова соскользнула с бортика, и лицо опустилось в воду, а рука, неестественно выгнутая, — онемела. И подсознание, спасая жизнь, выудило из глубин памяти воспоминания, которые я стараюсь подавить большую часть жизни.

Ненавижу, когда вспоминаю, что я приемная. И ненавижу вспоминать, как легко родные родители — Оксана и Иван от меня отказались.

Массирую отчего-то занывший шрам на пояснице. Еще одно напоминание о том ужасе.

Меня вытащили из колодца глубокой ночью. Отец, не слушая никого, отвез меня в больницу. Перелом, гипотермия, общее истощение организма задержали меня в палате почти на месяц. Меня навещали только папа и Вера Васильевна с Аленой.

К тому времени я близко сдружилась с Казанцевыми.

Воспоминания проносятся, будто это было вчера.

Мне шесть, Леле семь. Обе сидим в пустом кабинете и не знаем, как завести разговор. Алена ждет, когда мама закончит преподавать, а я, когда у старших классов закончатся уроки, и автобус из поселения заберет нас домой.

Однажды я набралась смелости и спросила, почему она ходит в брюках, ведь это грех. Алена рассмеялась и сказала, что многие так ходят, потому что удобно, и в этом нет ничего плохого. Тогда я поняла, что мир более многогранный, чем нам рассказывают.

Я подружилась и с Верой Васильевной. Ей было любопытно узнать с кем общается ее единственный ребенок. Она задавала много вопросов о том, с кем я живу, где и как.

Я доверчиво рассказала ей, что мы все встаем до рассвета, молимся, а потом слушаем проповедь наставника о том, как правильно жить, потом один из доверенных мужчин везет детей в школу. Потом до заката работа по дому или на благо общины: в огородах, полях, на стройках. С наступлением темноты снова молитва и проповедь, потом пара свободных часов и сон.

Я тоже задавала много вопросов. Например, почему у Веры не было мужчины, тогда как у моей мамы Оксаны их три. С моим папой Петей ее обручил наставник — это законный муж. Второй приходил, когда папы нет, и они запирались в спальне. Оттуда доносились странные звуки и стоны, будто маме больно.

Больно ей, как же.

А третий — великая мамина любовь. Мужчина, за которого ей не разрешили выйти замуж. Я не знала ни его имени, ни чем он занимался. Он — почетный городской гость. Приезжал всегда с компанией мужчин, и они забирали любых женщин для ночных развлечений. Мама была его фавориткой.

И неудивительно, статная красавица с густыми светлыми волосами до пояса, яркими голубыми глазами и пухлыми губами, она покорила ни одно мужское сердце.

Вера шокировано спрашивала, неужели мой папа не против подобного, но у нас так было принято. Любой мужчина, захотевший женщину, мог попросить у мужа разрешения, и, если он давал добро, хочешь — не хочешь приходилось ублажать.

Городским гостям отказывать нельзя. Все дети априори считались детьми мужа. Незамужних трогать строго запрещено, а венчали у нас с шестнадцати лет. Естественно, никакого штампа в паспорте не было.

Три года Вера Васильевна и Алена постепенно занимали в моем сердце все больше и больше места. Я им доверяла, поэтому после несчастного случая сразу рассказала, как все произошло, и Вера Васильевна, недолго думая написала заявление в милицию. Начались вялые разбирательства, проверки, допросы. Съездили в поселение пару раз и свели все на нет.

Мне пришлось вернуться в поселение и, оказалось, что меня обвиняют в клевете на старшую сестру. Машка-то всем рассказал, что проводила меня до поворота и ушла, и как я оказалась в колодце не знает. Все ей поверили, а меня наказали.

Оксана должна была нанести три удара розгами прилюдно, но она так вошла во вкус, что с безумным блеском в глазах добавила четвертый. Он-то и рассек кожу чуть ли не до кости.