Я поменял позу на более удобную и стал рассуждать о негативах происшедшего. Здесь перечисление пошло значительно быстрее.
В это время я подумал о матери Игоря Шеста. Прошлой осенью я ездил к нему в гости в его село, где с ней и познакомился. Милая открытая женщина, сельская учительница.
Я стал ходить по душевой кабинке взад и вперед, и даже не заметил, что стал размышлять вслух:
– Точно. Скрыть тело. И все. Игоря не было, я его не видел. Он пропал. Просто пропал. Стоп. А на вахте? А если видели, как он входил ко мне? Так, это минус. Хорошо, что еще? – Я остановился и стал опять под теплую струю. – А как? Как я его вынесу? И как я его вывезу без машины? Не на такси же труп везти.
Меня передернуло.
Во время всех этих бестолковых размышлений меня осенила одна неприятная, но очень важная мысль.
Я резко поднялся и выключил воду. Сидеть в душевой до тех пор, пока сюда не нагрянет милиция или какая-нибудь тварь из Василькова, было глупо.
Выйдя в предбанник, я надел джинсы и футболку. И только сейчас заметил, что на белой футболке был темно-бордовый кровяной развод. Я тут же стянул ее обратно, мне не хотелось соприкасаться с кровью гулу. Открыв дверь, я посмотрел в зеркало над раковиной. Без контактных линз я увидел лишь расплывчатый контур головы и голого торса. Еще прошлой ночью я так же стоял перед этим зеркалом и боялся посмотреть, кто был в душевой, из которой я только что вышел.
Я медленно вышел в коридор и в нерешительности остановился. Нужно было заставить себя вернуться в комнату, где лежал труп Игоря Шеста. За несколько часов, проведенных в душевой, я так толком и не решил, что же мне делать дальше.
Медленно дойдя до своей комнаты, я остановился перед дверью. На меня смотрел номер комнаты – «517».