23000

– Не то что безумие, а запретный ход. Ну, как в шахматах, взять и пойти королем за край доски. Король должен играть на доске. А человек должен жить.

– А если невыносимо жить?

– Жить в любом случае невыносимо. А поэтому – нужно!

– А если – бессмысленная жизнь?

– Жизнь во многом бессмысленна.

– А болезнь… боль, страдание? Рак, например?

– У вас рак, мисс Дробот?

– Нет пока! – ответила Ольга и горько усмехнулась.

– А у меня – да. Поздравьте! – улыбался старик.

Ольга молча уставилась на него.

– Вчера. На медосмотре. Рак печени, как и ожидалось, – кивнул головой старик.

Вчера в бункере был обязательный ежемесячный медосмотр, цель которого – выявление серьезно больных. Как правило, судьба их решалась быстро – через несколько дней их навсегда уводили охранники. На бункеровском жаргоне это называлось «вознесением». Ольга была свидетельницей трех таких «вознесений» – забрали сошедшего с ума ирландца, вскрывшую себе вены венгерку и канадца с тяжелой формой астмы.

– Собственно, мисс Дробот, я подозревал, что так и случится, – продолжал Вольф, невозмутимо расправляя очередной ремешок. – Полвека тому назад мой папаша промахнулся и стукнул меня ледяным молотом по верхнему отделу печени. Признаться, сильно стукнул.

– И они… вам уже объявили точно?

– Диагноз налицо. Пора возноситься.

– А… когда? – спросила Ольга и спохватилась. – Простите, господин Вольф, мою глупость…

– Вполне корректный вопрос, – усмехнулся старик. – Сегодня, перед отбоем. Как старожилу они предложили отсрочку в две недели. Но я отказался.

Ольга понимающе кивнула. И вдруг остро почувствовала, что ей будет сильно не хватать старика Вольфа.

– В связи с моим сегодняшним «вознесением» позвольте пригласить вас на прощальный ужин? Так сказать, последняя трапеза…

– Конечно.

– Ну и прекрасно. За ужином и поговорим.

Вольф опустил глаза и занялся своей неторопливой работой.

«Рак… – подумала Ольга, косясь на его руки в резиновых перчатках. – Завтра его уже не будет. А я останусь здесь. Гнить заживо…»

За ужином Вольф не сказал Ольге ничего нового. Она же говорила много, расспрашивала его, по-прежнему пытаясь понять и осмыслить произошедшее с ней. Вольф говорил мало, повторяя сказанное давно, отмалчивался, подолгу жуя неприхотливую еду, смакуя кусочки рыбы и овощей, словно прощаясь с ними. Закончив есть, он помолчал, отпил остывший зеленый чай и заговорил: