232 (СИ)

— Я прикрылся лопухом. Из вещей у меня остались лишь карандаш за ухом, том рассказов и в нем — лист бумаги. Еще у меня была решимость, но она за вещь не считается. Гляди, что я нарисовал.

С этими словами Най снял латную перчатку, залез пальцами за железный ворот и выудил оттуда сложенный вчетверо альбомный лист.

— Ты изобразил солдат в виде быков, — задумчиво проговорил Глефод, вглядевшись в рисунок. — И оба глаза у них на левой стороне лица. И перспектива какая-то странная. А это еще что за квадрат?

— В небе? Это солнце.

— Нет, рядом с ним.

— Это… — замялся Най. — Аарван, вот здесь мог бы догадаться и сам. Это линейный крейсер «Меч возмездия». Тот самый, что…

— Я знаю, Най, — перебил Глефод. — Тот самый, что отдал Освободительной армии мой отец. И что ты слышал про этот крейсер? Что о нем говорят?

— Ничего, кроме того, что и так известно, — сказал Най. — Что, если бы Джамед хотел пустить его в ход, династия давно бы уже пала. Я видел, как люди смотрели в небо так, словно оно на их стороне.

— А что думаешь ты?

Я думаю, нам нечего бояться. Все идет согласно твоей легенде — и есть еще Щит Дромандуса, который защитит нас, если что.

— Дромандус — славный малый, — сказал Глефод. — Но ты упомянул батальон, который будет тут совсем скоро. Не хочу оспаривать творческое видение, однако из твоего рисунка не очень-то ясно, сколько их и чем они вооружены.

— Я и не думал, что это важно, — почесал затылок Най. — Рисунком я прежде всего хотел выразить суть. Такова задача искусства. Ну не сердись, Аарван. Я вовсе не нарочно.

— Как я могу не сердиться? — возразил капитан, действительно раздосадованный таким поворотом дел. — Уж если мы собрались совершить глупость, то делать это надо по всем правилам. Даже если я всего лишь притворяюсь достойным командиром, это не значит, что мне наплевать на тактику и стратегию. Может, я и не смогу ничего предпринять, но, по крайней мере, должен все обдумать.

— Ладно, — сказал Най, — будь по-твоему. Я не хотел говорить, но, если тебя это утешит, их минимум втрое больше, чем нас.

— Это плохо.

— Но, если смотреть глобально, в сравнении со всей Освободительной армией этот батальон совершенно ничтожен.

— А это уже хорошо. Всегда проще иметь дело с чем-то малым. Пойдем, Най. Именно это я и скажу остальным.

Глефод и Най Ференга, две несуразных фигуры в обносках мертвых эпох — они сошли с невысокого пригорка и двинулись в сторону приземистых серых пятиэтажек, среди которых Когорта затаилась в ожидании врага. То была покинутая окраина столицы, пустые дома, откуда люди ушли еще месяц назад. Теперь, когда Освободительная армия подошла ближе некуда, свою власть династия сохраняла лишь в центре Гураб-сити, где назначать и раздавать пайки ей было еще под силу.

Когда Томлейя думает о последних днях свергнутой династии, она представляется ей стариком, кормящим голубей в парке. Зерна кончаются, кулек пустеет, и ореол кормежки съеживается до жалкого кружка перед скамьей, и старик смотрит в пустоту перед собой в ожидании другого, кто придет и заберет последних птиц.

Старик уже не мог защищаться, но те, кто шел на него войной, не знали об этом. Прощупать мускулы старого мира, пересчитать трещины в его броне был послан лейтенант Гирландайо, а с ним — Первый разведывательный батальон: четыреста пятьдесят лучевых ружей и одно противотанковое орудие, выстрелить которому оказалось не суждено.

Неудивительно, что именно на это орудие лейтенант возлагал особенные надежды.

Кроме того, помимо людей и оружия, с собой Гирландайо имел подробные инструкции на случай, если придется говорить, а не воевать.

Его записная книжка вмещала десятки и сотни увещеваний для врагов всех политических убеждений, конфессий и сексуальных ориентаций.

Это были страстные и сдержанные, краткие и развернутые речовки и спичи, способные убедить хоть живого, хоть мертвого, лишь бы этот человек руководствовался доводами разума.

Гирландайо не верил в эти слова — и да, они не сработали. Тактические соображения лейтенанта представляли собой сложную смесь ошибок и верных предположений, из которых не следовало ничего, кроме самого факта их существования. Ошибок могло быть больше, а верных предположений — меньше, значение имела сама их совокупность, благодаря которой Гирландайо мог играть роль, отпущенную ему исторической необходимостью.

Как и прочие командиры Освободительной армии, включая самого Джамеда, лейтенант и помыслить не мог, что старый мир уже никому не нужен, и никто из гурабских солдат не поднимется его защищать. Если к столице мятежники подошли без единого боя, здравый смысл подсказывал им, что лучшие силы династия приберегла для защиты своего логова.

Неудивительно, что нервы Гирландайо были напряжены до предела. В конечном счете, это был вопрос самолюбия: если разведку поручили ему, закаленному профессионалу, значит, миссия предельно опасна, и всякая минутная слабость грозит бедой.