Я подозревал нечто подобное, но смириться с тем, что мы, возможно, никогда не увидимся, оказалось тяжелее, чем принять, что моя пигалица не такая, как все. Так или иначе, но я тоже причастен к ее судьбе и прогрессированию болезни, которую не заметил. Я думал, что успешная операция даст молоденькой пациентке второй шанс, когда передавал ее другому врачу, не сомневаясь, что Скай справится со всеми преградами и смело впорхнет в будущее, а на коньках или без – решит сама.
Но я не учел одного, самого главного правила.
Если у Снежинки рецидив или обострение, то, кроме самого себя, мне винить некого.
Так почему же я улыбаюсь, как безумный, потирая вспотевшие от волнения ладони?
Глава 2
Трудно описать шквал чувств и эмоций, что разрывают мое сердце в клочья, как только я выхожу из машины и встаю перед домом. Ничего в его внешнем виде не изменилось, словно мы с Лэндоном только вчера закрыли входную дверь и, оседлав снегоход, помчались обратно в деревню.
Никаких признаков того, что внутри кто-то есть, тоже не наблюдается.
Я без труда нахожу ключ под горшком для декоративного растения на веранде и легко оказываюсь внутри – теплый воздух приятно покалывает кожу щек, и я с удивлением отмечаю, что комод в главном холле едва покрыт слоем пыли. Одежды, обуви и вещей, которые могли бы выдать информацию о постоянных жителях этого дома, в поле моего зрения не обнаружено.
Бросаю беглый взгляд на электронные настенные часы, украшенные елочным венком с серебристыми шарами – до заката остался примерно час, и было бы здорово застать заход солнца за горизонт на озере, но из-за метели я вряд ли увижу облака, утопающие в розовой дымке. Пожалуй, обойдусь без приключений и просто переночую здесь. Пережду очередную рождественскую бурю и примерно через сутки отправляюсь за своей крохотной волчицей.
Еще несколько минут я трачу на то, чтобы сбегать к машине и вынуть из багажника пакет из продуктового – я заехала в бакалею еще вчера, но оставила все в машине на целую ночь, переволновавшись из-за ответственного разговора с Мейсоном.
Затопив камин из остатков бумаги и нарубленных дров, почувствовав жар от огня, переодеваюсь в легкое праздничное платье и фартук, намереваясь организовать для себя праздник в духе сильной и независимой.
На этот раз никаких кексов, а Рождественский чизкейк и батат с чесночным соусом. Приготовление двух блюд занимают у меня всего полчаса, и, подпевая новогодним песням, я стараюсь не думать, что совершаю незаконные действия, нагло ворвавшись в частную собственность и оккупировав чужой дом.
Будет не очень весело, если Рождество я встречу в полицейском участке. Хотя в такую глушь даже неотложка не доберется. Уверена, Лэндон был бы жив, если бы эта проклятая трасса на пути к дому, не была бы столь скользкой или заснеженной. Его удалось бы спасти. Смерть Викинга – случайность, неправильное стечение обстоятельств.
Все могло бы быть иначе…
Поставив два блюда в духовку на разные уровни, я отвлекаюсь на фотографии Лэндона. Я провожу бесконечное количество времени, разглядывая его детские и юношеские снимки, накрыв колени колючим пледом. Невольно зеваю, понимаю, что меня клонит в сон. Держусь из последних сил, прекрасно понимая, что духовка сама себя не выключит через сорок минут.
Разум отчаянно погружается в сладкую дымку, каждая клеточка тела становится невыносимо тяжелой и запредельно невесомой одновременно, а запах цитрусовых, шоколада и имбирных свечей с корицей завлекает сознание в сладкий Рождественский сон.
Последнее, что помню – голова касается подушки, а ноздри щекочет приятный аромат еды, постепенно приобретающий оттенки гари.
Разум накрывает поволокой густого дыма. И не только разум. Весь дом объят опасной и разрушительной пеленой, но у меня нет ни единого шанса очнуться и предотвратить намечающийся в коттедже пожар.
– Сумасшедшая! – призму сладкого сна пробивает знакомый голос, от которого сердце делает смертельное сальто и лишь чудом встает на место. Следом за мужским криком, я распознаю характерный звук, издаваемый вылетающей из баллона шипящей пеной.