25 июня. Глупость или агрессия?

Впрочем, несравненно более значимым было направление движения, а не его темп и организованность. Дальнейшие события (когда буквально через несколько дней после сосредоточения в районе Гатчины части 1-го МК двинулись назад, ко Пскову и Острову) показали, что если бы темп марша был нулевым, то для пользы дела это было бы еще лучше. Тогда же, в первые дни войны, командование Северного фронта продолжало с упорством заведенной «музыкальной шкатулки» исполнять пункт за пунктом предвоенный оперативный план. Прорыв немецких танковых дивизий к Шяуляю, Каунасу и Вильнюсу не оказал никакого видимого влияния на решения и действия советского командования в Ленинграде. Да и трудно сказать — знало ли командование Северного фронта о катастрофическом развитии событий в полосе Северо-Западного фронта (Прибалтийского военного округа).

С позиций сегодняшнего дня вопрос этот звучит дико, и тем не менее — 24 июня, на третий день войны штаб Северного фронта отдал боевое распоряжение № 5. Пункт 3 этого документа воспринимается сегодня только как образец «кладбищенского» юмора. «Опыт первых дней войны показал, что в борьбе с немцами огромную роль играет инициатива комсостава. Благодаря проявленной инициативе удалось остановить наступление немецких войск на западном и юго-западном фронтах, за исключением одного участка, где немцам удалось продвинуться до 20 км, благодаря огромному превосходству в силах» [223].

Повторим еще раз — это не текст передовицы из районной многотиражки. Это боевое распоряжение штаба фронта.

Документ с грифом «сов. секретно», которым командиры армий, корпусов и дивизий должны были руководствоваться в своих практических действиях. Стоит отметить и то, что документ этот появился, вероятно, в ходе определенной борьбы мнений. От руки (предположительно — заместителем начштаба фронта, генерал-майором Тихомировым) внесено два красноречивых исправления. После слов «удалось остановить» от руки вписано: «почти повсеместно».

Слова «за исключением одного участка» зачеркнуты и вписано: «на отдельных участках». Но и с этой правкой картина трагических событий на западных границах была искажена до неузнаваемости. Утешая (или обманывая) себя и своих подчиненных, командование Северного фронта продолжало отрабатывать пункт за пунктом уже безнадежно устаревший предвоенный оперативный план.

Не успела еще 163-я моторизованная дивизия сосредоточиться в районе Гатчины, как из штаба Северного фронта поступило (в 14.30 24 июня) боевое распоряжение №5: «В 17.00 24.6.41 дивизии выступить из занимаемого района и сосредоточиться а районе Сами, Педрисе, Раквере. По прибытии в указанный район установить наблюдение за Финским заливом по северному берегу Эстонской ССР. Основная задача — не допустить высадки морского и воздушного десанта на этом участке» [216]. Еще раньше, 22 июня (время в директиве не указано), 191-я стрелковая дивизия, входящая в состав резервов командования Северного фронта, получила приказ «немедленно выступить походом и занять для обороны участок южного побережья Финского залива от Нарвы до порта Кунда» [217]. Предусмотренная в довоенном Плане прикрытия Ленинградского округа — и ставшая совершенно абсурдной в реально сложившейся ситуации — оборона эстонского побережья от «морских десантов противника» продолжилась и дальше.

В 5 часов утра 26 июня боевым распоряжением №8 штаба С.ф. бронепоезд №60 был отправлен на участок Нарва–Таллин [218]. 26 июня в 7.45 командир 1-го МК получил боевое распоряжение № 8 штаба СФ, в соответствии с которым ставилась задача «один танковый батальон „Т-26“ отправить в Эстонскую ССР на станцию Тапа (между Раквере и Таллином. — М.С.)» [219]. Приказ был выполнен, и в 10.40 27 июня 3-й танковый батальон 25-го танкового полка (163-й мл) был отправлен по ж/д на ст. Тапа [220].