Читаем 2666 полностью

Перед тем как попрощаться, Фейт сказал, что им вряд ли простят выход на демонстрацию с портретом Усамы бен Ладена. Ибрагим и Халил только посмеялись. Такие два огромных черных камня, и прямо тряслись от смеха.

— Я б сказал — не забудут, — заметил Ибрагим.

— Теперь они знают, с кем имеют дело, — добавил Халил.


Начальник отдела сказал, чтоб Фейт и думать забыл о публикации интервью с членами Братства.

— Эти негры, их сколько там? — спросил он.

— Где-то двадцать, — ответил Фейт.

— Двадцать черномазых, — фыркнул начальник отдела. — Из них пять агенты ФБР под прикрытием.

— А может, и больше, — сказал Фейт.

— А нам-то чем они могут быть интересны?

— Глупостью. Бесконечным множеством способов, которыми мы можем себя же и уделать.

— Оскар, ты что, в мазохисты подался? — удивился начальник отдела.

— Возможно.

— Трахаться надо больше, — отрезало начальство. — Тусоваться, больше музыки слушать, с друзьями встречаться и болтать о том о сем.

— Я тоже об этом думал, — согласился Фейт.

— О чем об этом?

— Ну, что трахаться надо больше.

— Об этом не надо думать, это надо делать, — наставительно сообщил начальник отдела.

— Сначала надо подумать, — настоял Фейт. Потом добавил: — Ну так что, даешь зеленый свет репортажу?

Начальник покачал головой:

— Даже не думай. Можешь репортаж свой журналу философии продать, или там журналу по проблемам городской антропологии, можешь, если так хочется, ебучий сценарий для кино забацать, чтоб Спайк Ли эту хуйню снял, но я — я — публиковать это не буду.

— Ладно, — вздохнул Фейт.

— Эти ебанаты с фоткой бен Ладена там дефилировали, — сердился начальник.

— Ну у них яйца стальные, это да, — сказал Фейт.

— Железобетонные у них яйца — вот только они придурки конченые.

— Думаю, это идея кого-нибудь из агентов, — сказал Фейт.

— А плевать, кому бы это в голову ни пришло — это знак.

— Знак чего? — удивился Фейт.

— Что мы на планете психов живем.


Когда к телефону подошел начальник отдела, Фейт его сориентировал насчет событий в Санта-Тереса. На самом деле он просто кратко пересказал репортаж. Фейт описал убийства женщин, сказал, что, скорее всего, эти преступления совершил один и тот же человек, максимум — два. Так что это теперь самая крупная серия убийств за всю историю, плюс там еще наркотрафик и граница близко, полиция насквозь коррумпирована и город растет бесконтрольно, Фейт заверил начальство, что ему нужна неделя, не больше, чтобы все выяснить, и что потом он уедет в Нью-Йорк и за пять дней соорудит репортаж.

— Оскар, — сказало начальство, — ты там для чего? Правильно, чтобы про ебучий бокс написать.

— Это важнее, — не согласился Фейт. — Этот поединок — фигня на постном масле, я тебе про гораздо более интересные вещи предлагаю писать.

— И что же ты мне предлагаешь?

— Портрет индустриальной цивилизации Третьего мира! — сказал Фейт. — Аide-mémoire[21] об актуальной ситуации в Мексике, панораму приграничного района, полицейское расследование невероятной важности. Вот как-то так, блядь.

— Чего там ты сказал? Aide-mémoire? — переспросило начальство. — Это чо, французский, черная ты морда? С каких это пор ты у нас по-французски заговорил?

— Да не знаю я французский, — ответил Фейт, — я просто знаю, что это, блядь, aide-mémoire называется.

— Да я как бы тоже знаю, что такое, блядь, aide-mémoire, — сообщило начальство. — И еще знаю, что значит merci, au-revoir и faire l’amour. То же самое, что coucher avec moi, помнишь эту песню? Voulez-vous coucher avec moi, ce soir? И что-то кажется мне, ты, ниггер, желаешь coucher avec moi, а voulez-vous — не говоришь. А ведь это, блин, самое главное в этом случае. Понял меня, нет? Говори — voulez-vous. А то хуй те с маслом.

— Здесь материала на серьезный репортаж, — настаивал Фейт.

— Сколько ебучих братанов замешано в этом деле? — вдруг поинтересовался начальник отдела.

— Ты, сука, о чем мне вообще говоришь? — изумился Фейт.

— Сколько, блядь, там негров с петлей на шее? — спросил начальник отдела.

— Да я откуда знаю, я тебе про серьезный репортаж говорю, — уперся Фейт, — а не про бунт в гетто.

— Значит, ни одного, бля, братана в этой истории не замешано, — резюмировало начальство.

— Братанов нет, но есть под двести убитых мексиканок, сукин ты сын, — настаивал на своем Фейт.

— Какие там шансы у Каунта Пикетта?

— Засунь своего Каунта Пикетта в свой черный зад, — твердо ответил Фейт.

— Ты его соперника уже видел? — спросил шеф.

— Засунь Каунта Пикетта себе в жопу, ебучий ты пидорас, — сказал Фейт. — И попроси постоять посторожить, я ж вернусь в Нью-Йорк и запинаю его тебе по самые гланды, сукин ты сын.

— Исполняй свой долг и не пизди, черномазый, — напутствовал его начальник отдела.

Фейт повесил трубку.

Рядом с ним, улыбаясь, стояла женщина в джинсах и куртке из грубой кожи. На ней были черные очки, на плече висели брендовая сумка и фотоаппарат. Она походила на туристку.

— Вам интересны убийства в Санта-Тереса? — спросила она.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги