26b5465a54f0fb67580165b5a7e11988

по скрипению половиц, но тщетно – потому что тот, кто носит волшебный плащ, становится

неуязвимым, невидимым и невесомым. Однако когда юноша совсем уже отчаялся, то заметил

крохотное серое пятнышко у самого пола – именно в этом месте в плаще имелась маленькая

дырочка, прогрызенная мышью. Тайленар шагнул к этому месту, и содрал с ведьмы плащ, а

потом, наступив на горло собственной чести, убил ее и вырвал из ее груди сердце. И в третий раз

позвал Мъяонеля.

И когда Хозяин Безумной Рощи пришел, без слов протянул ему Тайленар еще трепещущее, теплое сердце колдуньи.

Мъяонель, взвесив в руке сей предмет, сказал так:

– Что ж, закономерное завершение жизни для такой пройдохи. Можно только удивляться

тому, что прочие посетители не убили ее раньше. Скольких людей, магов и демонов одурачила

Повелительница Глупости! Даже некоторые боги, говорят, были в числе ее жертв. Можно

позавидовать ее уму, хитрости и воле. Воистину, она была необычным существом даже среди нас, Обладающих. Однако...

– Что на этот раз, будь ты проклят, чародей?!! – Истошно закричал юноша.

– …Однако, ее душа – душа женщины. Я могу уважать Гветхинг, но не приму ее сердца.

Ведь если я приму его, то стану влюбляться в мужчин, а не в женщин, и начну интересоваться

красивыми мальчиками, а не тем, что пристало мужчине. К чему мне такие сложности?

– Но моя невеста может умереть, пока я буду отыскивать тебе новое!

– Мне нет дела до твоей невесты.

– Как мне быть?!!

– Мне нет дела и до тебя тоже. Принеси мне сердце, которое я найду подходящим для себя

– и тогда я выполню твою просьбу. Не раньше.

Все это Мъяонель произнес все тем же равнодушным голосом, каким говорил с юношей и

прежде, и Тайленару на миг представилось, что разговаривает он не с живым существом, а

судьбой или смертью, или с ожившим чучелом, манекеном, машиной.

И тогда он прошептал:

– Может быть, мое сердце сгодится тебе?

– Возможно, – ответил Мъяонель. – Но сначала я должен его взвесить.

Тогда юноша снял доспехи и вскрыл волшебным мечом себе грудь. Он вынул из груди

источник жизни и сосредоточие своей души, и, слабея с каждой секундой (ибо драконья кровь

позволяла ему жить некоторое время даже и с такой раной), протянул свое сердце Мъяонелю. И

Мъяонель бережно взял сей предмет из стынущих пальцев юноши.

– Да, – сказал он. – Да. Сердце, умеющее любить и способное ненавидеть. Способное на

подлость, но никогда не предающее себя само. Готовое без колебаний погубить целый город, чтобы спасти жизнь того, кого любит. Беспринципное, подлое, гордое, доверчивое, глупое. Это –

лучшее из всего, что ты предлагал мне, и я принимаю твой дар. Умри с миром.

И юноша опустился на пол и недвижно застыл у его ног. Кровь перестала бешено вытекать

из его тела, теперь она лилась медленно, неохотно, широкой лужей растекаясь по хижине старой

прорицательницы. Некоторое время Мъяонель еще стоял над трупом юноши, а потом сотворил

волшебную дорогу и отправился в царство Казориуса. Сердце он пока поместил в хрустальную

шкатулку – ибо посчитал неразумным являться в дом того, кто управляет сердцами, имея в груди

нечто, подвластное его Силе.

В колдовском поединке он одолел Казориуса и подверг его страшнейшей для магов участи

– сковав, отнес в Земли Изгнанников. Под небом той проклятой страны истощается и приходит в

упадок любая магия, и волшебник, поживший в тех землях некоторое время, неизбежно теряет

свой колдовской талант. Оставив Казориуса в Землях Изгнанников, Мъяонель поспешил обратно.

Во дворце тирана, заняв его золоченое кресло, Мъяонель отыскал невидимые нити, которыми

Казориус связывал сердца своих подданных и сущности тех вещей, до которых мог дотянуться.

Словно в центре грандиозной паутины оказался Мъяонель, и ощутил, как испуганно вибрируют

нити, лишившиеся крепкой хватки Казориуса. Страна слабела с каждым часом, ибо из единого

организма, в который превратил ее Казориус, неожиданно была вырвана самая важная часть – он

сам. Даже земля рыдала, умоляя вернуть ей тирана, а люди, населявшие столицу, посылали

проклятья тем силам, что унесли Казориуса и лишили их, его подданных, его благословленной

власти.

Понаблюдав за судорожными движениями паутины, Мъяонель воззвал к своей Силе. И то, что было частью его собственной магии, то, что так презирали, боялись и отвергали люди, то, чего

они гнушались и перед чем испытывали неодолимое отвращение – гниль, распад, безумие, агония

и страх, и еще многое, подобное этому – вняло его призыву. Призрачные деревья Безумной Рощи

окружили его, ломая камни и стены дворца, тени затанцевали в сумрачном воздухе, а тяжелые

гранитные глыбы, железные решетки и толстые балки исказились, как будто состояли из воска, и

вот, вдруг, в центре их возник огонь и заставил воск таять и меняться. Своей Силой Мъяонель