28 дней. История Сопротивления в Варшавском гетто

Он помолчал. Наверное, размышлял: может, все-таки прирезать меня на всякий случай, чтобы я не выдала немцам местонахождение печатного станка? Человек, который поцелуем спас мне жизнь, теперь намеревался отнять ее ножом. Наконец он кивнул. Видно, пришел к какому-то решению. Только вот к какому?

– У немецкого агента была бы заготовлена более складная легенда, – сказал он и сунул нож в карман пиджака. Лицо его разгладилось. Он как ни в чем не бывало улыбнулся. – Сейчас принесу дезинфицирующее средство, промою тебе рану, – сказал он.

– Было бы неплохо, – отозвалась я. От облегчения я чуть было не разревелась. Слезы навернулись на глаза, но я их сморгнула – еще не хватало очередной детской слабости.

На пороге кухни Стефан обернулся и пригрозил:

– Только попробуй сейчас сбежать, Ленка. Тогда я решу, что зря тебе поверил, и из-под земли тебя достану.

Но голос его звучал все-таки дружелюбнее, чем при допросе: он не верил всерьез, что я убегу.

– По следам крови найти меня будет нетрудно, – ответила я, морщась от боли. Теперь, когда непосредственная опасность миновала, рана снова разболелась.

Он сперва улыбнулся этому ответу, а потом бросил взгляд на мою руку, и лицо у него сделалось озабоченное. И я тоже вдруг поняла, что истекаю кровью. Почти весь правый рукав уже насквозь пропитался красным.

Стефан стремительно покинул кухню, его шаги удалились, а я снова осталась один на один со страхом. Кровотечение пугало меня, к тому же я боялась, что Захария вернется. Я чувствовала себя совершенно беззащитной.

Но Захария больше не появлялся. Наверное, ушел в таинственный подвал, о котором точно не стоит расспрашивать Стефана, если не хочу навлечь на себя новых подозрений.

Стефан вернулся с маленьким пузырьком, чистым полотенцем, иголкой и ниткой. У подпольщиков имелось все необходимое для обработки боевых ранений.

Мы сели на пол, он закатал окровавленный рукав, и только тут я увидела, как глубоко нож вошел в руку. Мне стало дурно, тошнота подступила к горлу.

– Повезло тебе, – заявил Стефан.

Повезло? Оригинальный у него взгляд на вещи.

– Захария не задел ни мышц, ни сухожилий.

Ну если так посмотреть, то, наверное, да – повезло.

– Заживет быстро. – Стефан ласково улыбнулся, пытаясь утишить мой страх. А может, просто не хотел, чтобы меня стошнило ему на ботинки.

Он капнул на рану дезинфицирующего средства. Защипало адски, я стиснула зубы. Он несколько раз промокнул рану полотенцем. Каждый раз щипало так, словно он огнем жег мне кожу.

– А ты молодец, – похвалил он.

– Хотелось бы и мне тебя похвалить… – пропыхтела я.

Стефан ухмыльнулся. Он понял, что это шутка, а не упрек.

– Ну вот, Ленка, рану промыли.

– Меня зовут Мира.

– Ну я почти угадал, – усмехнулся он.

– А тебя как зовут? – поинтересовалась я.

– Не Мира, – ухмыльнулся он, бросая полотенце на пол.

– Дурак, – буркнула я.

– Это тоже не мое имя. – Он заухмылялся еще шире.

– Балбес?

– Многие зовут меня скотиной.

– Надо же, с чего бы это. – Я тоже усмехнулась.

– Совершенно не разбираются в людях, – ответил он, и глаза у него при этом дерзко сверкнули. Он взял иголку с ниткой и пообещал: – Я назову тебе свое имя, если не будешь орать.

– Отец мне всегда конфетки давал за храбрость.

– Конфет у меня нет, зато есть немного яблочного сока.

Яблочный сок? Фантастика!

– Это меня интересует даже больше, чем твое имя, – сказала я, глядя, как он вдевает нитку в иголку.

– А вот сейчас обидно было, – ответил он и скорчил оскорбленную гримасу.

– Если я начну расспрашивать, чем вы тут занимаетесь, – проговорила я, – ты снова сочтешь меня немецким агентом? Или просто любопытной девчонкой?

Он бросил на меня быстрый испытующий взгляд и ответил:

– Просто любопытной, – и вонзил иголку в кожу.

Боль была чудовищная.

Может, кое-какой опыт обработки ран у него и имелся, но все же он далеко не врач, и его сноровка оставляла желать лучшего.

– Ну? – сказал он и вонзил иглу снова.

Мне хотелось кричать от боли, но я стиснула зубы еще крепче, чем при промывании раны.

– Ты собиралась какие-то вопросы задавать. – Третий стежок.

Вопросы… Вопросы – дело хорошее. Вопросы помогают отвлечься. Но в моем затуманенном болью мозгу только одно и мелькнуло: а ты танцевать умеешь? Перед внутренним взором я увидела Стефана, кружащегося со мной под Night and day.

К счастью, у меня хватило ума этот вопрос не озвучивать. Какой уж из него танцор, из этого благородного спасителя с розой в руке? Он хладнокровно убил бы меня, если бы мне не удалось убедить его, что я не шпионка.

И чтобы такой вот тип танцевал? Это же просто смешно, Мира! И сама ты смешна. Ему бы только пляски на костях. Да и тебе плясать только в розовых мечтах!

– Сколько вопросов разом, – поддел Стефан, поскольку я продолжала молчать. – Неужто так больно?

Вместо того чтобы согласиться с этой версией, я наконец выдавила:

– Масада?

– Масада? – Он так удивился, что даже шить перестал.

А я, обрадовавшись передышке, кивнула на газету:

– Стоять насмерть?

– Да, стоять насмерть, – без колебаний подтвердил он. – Немцы всех нас перебьют. Без исключений.

Я посмотрела ему в лицо, в глаза – похоже, он действительно в это верил.